Петр Спивак
Новые времена, новые приемы сюжетосложения – но темы вечные, от них никуда.
Обложка первого издания романа Джона Дос Пассоса «42-я параллель». 1930
Кончился год, начался следующий... И на стыке старого и нового напрашивается вечный мотив – о повторениях, хождении по кругу, о всеобщей основе, которая за этим стоит. Банально, но куда денешься?
И еще одна неизбывная тема: о, времена, о, нравы. Латинская пословица. Она очень хорошо подходит к известному политику и военачальнику Древнего Рима Марку Антонию, родившемуся 14 января 83 года до н.э. О добродетелях применительно к нему говорить затруднительно, зато превосходная степень в отношении пороков уместна вполне. Тут и пьянство, и склонность к уличным дракам, и политическое интриганство на посту консула. Марк Антоний – рьяный цезарианец, произнесший о своем кумире пламенную надгробную речь. И – алаверды Марку Антонию: он, так сказать, вдохновил великого оратора Цицерона на филиппики, направленные по его адресу. Хотя масштабы этих двух личностей несоизмеримы. А закончилось все слишком патетически. Цицерон (которому, кстати, и принадлежит процитированное выше изречение) был казнен по наущению Марка Антония. Но и этот последний умер неестественною смертью – во время гражданской войны покончил с собой после ложной вести о кончине Клеопатры, его возлюбленной...
Теперь перенесемся во времена, более близкие. Два писателя появились на свет в этот календарный день на противоположных сторонах земного шара, и оба оказались вовлечены в катаклизмы XX века. Американский прозаик Джон Родериго Дос Пассос родился 14 января 1896 года (ум. 1970) и, побывав на Первой мировой войне, стал одним из «потерянного поколения». Но это только одна грань проблемного начала в его творчестве. Какова тут роль военного опыта – отдельная тема, но Дос Пассос соединил описательность (вплоть до социологических текстов) с отказом от традиционного сюжетного повествования. В романах Дос Пассоса, прежде всего в трилогии «США» («42-я параллель», «1919-й», «Большие деньги»), все смешалось, как в доме Облонских. Порыв ветра – и вот чересполосица разрозненных эпизодов. «42-я параллель» названа по той широте, вдоль которой дуют ветры над Соединенными Штатами с запада на восток. Что же до бурь военно-политических, то Дос Пассос продолжал в них участвовать. Сначала, в 1928 году, посетил СССР и одно время у нас издавался. Потом отправился в Испанию на гражданскую войну, как и, например, Эрнест Хемингуэй, но на почве различия впечатлений автор «По ком звонит колокол» с ним публично порвал...
А вот советский сюжет, в некотором роде параллельный. Родившийся 14 января 1903 года Виктор Суровикин, который сократил свою фамилию до лаконичного – в духе времени – псевдонима Виктор Кин, был из первого поколения комсомольцев, прошел через партийное подполье на Дальнем Востоке в годы Гражданской войны, потом написал об этом самый известный свой роман «По ту сторону» (1928). Был корреспондентом ТАСС в Европе, многое видел и обдумывал. И вообще большевистская идейность – одно дело, а талант – другое. Кин лелеял свой главный замысел – роман «Лилль» о Первой мировой, на которой не был. Сдается мне, это была не оторванность от реальности, а порыв к ней, живая творческая воля. Из рукописи «Лилля» уцелели считанные страницы. В ноябре 1937 года Кина арестовали, в 1938-м он был расстрелян. Можно только гадать, как пошла бы дальше его эволюция, останься он жив. Есть лишь косвенная подсказка – жизнь и творчество его вдовы Цецилии Кин, крупнейшего нашего знатока итальянской культуры, переводчика, яркого новомирского публициста-либерала.
Какие-то трудновыразимые темы и проблемы подстерегают нас на каждом шагу. Но вот какая просматривается четкая закономерность: рядом с полной неопределенностью всегда есть четкое правило, позволяющее ее понять и адекватно реагировать на нее. Например, такое: понятие арифметической истины не может быть выражено средствами самой арифметики. Это теорема, которую доказал польский и американский математик и логик Альфред Тарский, родившийся 14 января 1901 года (ум. 1983). Как будто истина тонет во мгле, а на самом деле она требует усложненных способов понимания.
Когда гитлеровцы вторглись в Польшу и началась Вторая мировая, варшавский профессор Тарский был в США (где и остался), и это его спасло. Совсем другим путем шел сосед Тарского по календарному листку – немецкий протестантский богослов Мартин Фридрих Густав Эмиль Нимёллер (1892–1984). В нацистской Германии он мог бы при желании жить вполне спокойно: националист и противник левизны, даже одобривший приход Гитлера к власти. А потом... шоковая терапия. Оппозиционные проповеди привели к тому, что Нимёллер стал узником концлагеря, после войны он сделался всемирно известным борцом за мир, лауреатом Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Но – не из стандартной когорты просоветских фигур. Его путь – личный опыт того пересмотра своих оснований, который прошло немецкое христианство после Освенцима. Остались навсегда его стихи: «Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист... Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей... А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог протестовать».
