Петр Спивак
Мария Кюри ставила перед собою главную жизненную задачу – познание истины. Без страха перед чем бы то ни было.
Фото неизвестного автора. 1911
Какой-то особенный получается сегодня расклад: метафора на метафоре. Наверное, за этим что-то стоит. Например, параллели и взаимодействия между естественными науками и техникой, с одной стороны, и социокультурными, политическими материями, – с другой.
Физику и химику Марии Кюри, родившейся 7 ноября 1867 года (ум. 1934), связи разнородных вещей, можно сказать, сами шли в руки. Когда-то в юности она была лаборантом и услышала предсказание великого будущего от самого Дмитрия Менделеева, который увидел ее за работой. Но безоблачных перспектив быть не могло – хотя бы потому, что ее родина, Польша, находилась под гнетом трех держав. И урожденная Мария Склодовская, ища, где больше простора для женщины, да еще и польки, уехала в Париж, стала французским ученым и женою Пьера Кюри – своего коллеги. Их совместные – до его трагической гибели в 1906 году – работы принесли триумфальный успех. Супругам удалось выделить новые радиоактивные элементы и получить две Нобелевские премии: одну на пару, другую – уже одной Марии. Эти элементы назвали радием («излучающим») и полонием (в честь родины Марии). Что здесь вспоминается? «Поэзия – та же добыча радия./ В грамм добыча, в год труды» (Маяковский). И – негэнтропия, повышение концентрации того, что рассеяно в природе. Гуманитарный контекст.
«В жизни нет ничего, чего стоило бы бояться, есть только то, что нужно понять», – заметила однажды Мария Кюри. Хоть на мраморе высекай. Но это в физике и в химии так. А в мире человеческом, социальном страшные бездны на каждом шагу.
Там ведь как устроено? Есть познание и есть управление, организация, власть. И, выбирая систему координат, многие возводят в перл создания волю в разных смыслах этого слова. То ли как повелевание, приказ, то ли как волю-волюшку. Последняя, как известно, свободе не чета. Лучше героя Толстого не скажешь: «Это степь, это десятый век, это не свобода, это – воля!» Но у него повод был – цыганское пение. А я клоню к двум историческим персонажам, появившимся на свет 7 ноября, аккурат в календарный день октябрьского переворота. Двум антиподам: революционеру и организатору всего и вся Льву Троцкому (1879–1940), одному из вождей этого переворота, а потом, в конце концов, его жертве, и анархокоммунисту Нестору Махно (1888–1934), тоже не последней фигуре на стороне победителей в Гражданской войне и опять-таки жертве, вытолкнутой в эмиграцию. И кажется мне, что есть у них общий знаменатель.
Когда-то критик и эссеист Лев Аннинский, в общем-то герой не моего романа, одну вещь сформулировал (кажется, с чьей-то подачи) очень точно. А именно: есть только два способа заставить человека работать – или рубль, или лагерь. (Творческое самовыражение – особь статья.) И у всех, кто за движимый идеей народ и против власти капитала независимо от их желания уготован обществу Освенцим или ГУЛАГ. Или, как это называлось на эвфемистическом языке перестроечных времен, административно-командная система. Армия – идеальный образец для экономики и общества. Привет как Троцкому с его упованием на волевое начало, трудармиями и труддезертирством, так и Махно, уроженцу населенного пункта с выразительным топонимом Гуляйполе, в состав коего входило село с дивным именем Культурное, впоследствии ликвидированное.
Вереница имен, случайно – и потому столь показательно – выстроилась нынче в ряд, как в строю. Неприятное сравнение, от которого никуда не денешься.
7 ноября 1891 года родился Дмитрий Фурманов (ум. 1926), большевистский комиссар на Гражданской войне, который написал затем роман «Чапаев» – один из самых краеугольных образцов пролетарской литературы. Но это все же словесность, культура. А материальное производство, научно-технический прогресс? Индустриальность, черт побери?
От сохи к атому, к самолетам и космическим полетам – путь как на ладони. Одним из виднейших советских конструкторов ракетно-космических систем был Михаил Янгель, родившийся 7 ноября 1911 года (ум. 1971); он стоял у истоков таких спутников, как «Космос» и «Метеор», а еще – вернее, в первую очередь – целой гаммы межконтинентальных боевых ракет. Была в его биографии и особая веха: в 1960 году на стартовом столе взорвалась янгелевская ракета, погибло множество людей. И хоть бы кто словом тогда публично сообщил... Закрытое общество, иначе не скажешь. Опять гуманитарный контекст.
По соседству с Янгелем на календаре Ефим Славский, родившийся 7 ноября 1898 года (ум. 1991), – когда-то командир из Первой Конной армии, а потом глава всей советской атомной промышленности, не более не менее. Незаурядный человек, что и говорить. Ну а печать времени и места? «Высокая мощная фигура, сильные руки и широкие покатые плечи, крупные черты бронзово-красного лица, громкий уверенный голос». Это Андрей Сахаров о нем.
День в день со Славским появился на свет советский авиаконструктор не из гигантских КБ – Вадим Шавров (ум. 1976). В 1928 году он разработал первый наш самолет-амфибию Ш-1 и построил в своей ленинградской квартире. Потом он написал «Историю конструкций самолетов в СССР» – всех, без изъятия. И был энтомолог-любитель, с коллекцией живых летательных аппаратов – жуков на всех стенах жилища (мой отец, историк авиации, много рассказывал потом). Глубоко частный человек.
