Петр Спивак
Это всего лишь солонка – но притом шедевр искусства, скульптурная группа работы Челлини. Украденная из венского музея, вновь найденная, ценою около 57 миллионов долларов.
Фото Reuters
Пишешь, пишешь изо дня в день о гениях разных времен и народов... А гениальность – это что? Может быть, род сумасшествия? Или что-нибудь еще того хуже?
Свои ответы на эти вопросы предложил в свое время итальянский ученый Чезаре Ломброзо, родившийся 6 ноября 1835 года (ум. 1909). Специализация у него была, так сказать, экстремальная: психиатрия, криминалистика. А работал Ломброзо в числе прочего директором лечебницы для сумасшедших. И пришел к выводу, что гениальность сродни бессознательному состоянию, расстройствам личности и т.д. Доказать или опровергнуть такие суждения очень сложно. Мы ведь сами выбираем норму, точку отсчета. И вольны принять за таковую именно гениальное.
Что же касается криминалистики, то в своих многолетних научных изысканиях Ломброзо исходил из принципа: в центре внимания должно быть не преступление, а сам преступник. И такой подход – непреходящий по своему значению. Не канула в Лету и предложенная Ломброзо типология преступников: душегубы, воры, насильники и жулики (привет Бродскому, которому ворюга милей, чем кровопийца). Хотя тезис о преступности как врожденной наклонности уязвим, и даже очень.
Распределение гениев по странам и народам носит, конечно, в основном случайный характер. Так или иначе, в эти дни – настоящий итальянский бенефис. На 3 ноября, например, приходятся сразу два дня рождения великих уроженцев Апеннин, да еще с очаровательным чередованием звуков в именах и фамилиях: Винченцо Беллини и Бенвенуто Челлини. О, прекрасная и музыкальная страна!
Итак, по порядку. Винченцо Беллини (1801–1835) – композитор, снискавший славу своими операми. Самая известная из них – «Норма» (1831), и я, ввиду сказанного в предыдущих абзацах, спешу успокоить: Норма у Беллини – это имя главной героини, дочери друидского жреца (она предсказала падение римского гнета в Галлии и дала сигнал к восстанию), а не антоним аномальности и не тот, по-войновически выражаясь, вторичный продукт, коим всех в обязательном порядке кормят у Владимира Сорокина в романе с названием-омонимом. Ну а политическая актуальность Беллини остается при нем.
А Бенвенуто Челлини (1500–1571) – фигура, пожалуй, вообще из ряда вон. Начать хотя бы с перечня профессий: скульптор, живописец, ювелир, музыкант, писатель, и это еще не все. Родился он во Флоренции, городе, само название которого означает «цветущая». Но есть еще одна игра слов, о коей здесь стоит сказать. Ведь как ювелир он работал по золоту, а золотарями называются также ассенизаторы. Что, понятно, отсылает нас к субстанции, упомянутой в предыдущем абзаце, а если обратиться к биографии Челлини, то наводят на размышления ее темные места: кражи, драки, убийства...
Самим Челлини владела одна, но пламенная страсть: создать образцы подлинной ценности. Своего рода эталон, наподобие того же золота. И в этом смысле он на редкость цельная натура. Ну а малопочтенные его дела не остались бесследными, они словно ударили рикошетом по его произведениям. Это, конечно, мое капризное, субъективное истолкование случая с его «Сальерой» («Солонкой»), которая в 2003 году была похищена из венского Музея истории искусств и найдена без малого три года спустя. Вор, видимо, не учел, что столь известное произведение продать невозможно.
Золото, богатство, подделка, подлинник... Наконец, талант (это ведь и дар, и монета)... Вечное для культуры переплетение лейтмотивов. В России эта проблематика издавна болезненна, особенно это чувствовалось в советские времена. 3 ноября исполняется 125 лет со дня рождения мастера нашей словесности, наделенного и чувством актуальности, и обостренным неприятием фальши. Он ведь был в числе прочего классиком детской литературы и блистательным редактором. Я говорю о Самуиле Маршаке (1887–1964).
Навскидку: кто такой капиталист? Вот наготове маршаковское определение: «Владелец заводов, газет, пароходов». Мистер Твистер, герой этих стихов, подан вполне по-советски, но как точен и неотразим в них перестук: «Мистер Твистер, бывший министр,/ Мистер Твистер, миллионер...» – даром что в СССР он прибывает на пароходе, а не поездом. Свобода и правда пера потом продиктовали Маршаку гениальный перевод 66-го сонета Шекспира: «Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж/ Достоинство, что просит подаянья...»
Маршак на слуху, наверное, у всех, но, что очень важно, у каждого по-своему. Для меня, например, один из вершинных образцов русского стиха (без всякого преувеличения): «Ты попробуй, это вкусно –/ Точно лист жуешь капустный». Что может быть лучшей аттестацией в устах козла? Так вот, я, сколько себя помню, не люблю капусту. И понимал эти слова как некий выворотный мир, а потому очень смеялся. Все это только придавало стихам Маршака объема и обаяния, а цитата эта сделалась моей любимой на всю жизнь.
Маршаку, который многим писателям помогал (и Солженицыну в том числе), в свое время очень повезло с ценителями и покровителями. Его заметили и продвигали Владимир Стасов, Федор Шаляпин, Максим Горький... На календарном листке за 2 ноября – еще один выдающийся деятель нашей культуры, чья судьба в этом отношении сложилась благоприятно. Это скульптор Марк Антокольский (1843–1902). С детства он рисовал везде и всюду, и его, сына небогатых евреев из Вильно, с помощью жены тамошнего генерал-губернатора приняли в Академию художеств. Окончил он ее уже как автор статуи «Иван Грозный» и сразу получил звание академика, а купил ее сам Александр II. Потом Антокольский создал один из самых известных русских монументов – статую Петра I, стоящего с подзорной трубой в Таганроге.
Живой классик – что может быть почетнее? Однако и подначки к этому нередко прилагаются. Некрасов, например, в своей поэме «Современники» иронически трактовал тему наступающего капитала: «Будешь в славе равен Фидию,/ Антокольский! Изваяй/ Гарантию и Субсидию,/ Идеалам форму дай!» А самого скульптора, похоже, больше тревожила цена творчества, та проблематика, с которой я начал эти заметки. «Великие люди близки к сумасшествию, – считал он. – Только из натянутой струны мы можем извлекать чудные, гармоничные звуки, но вместе с тем ежечасно, ежеминутно рискуем, что струна порвется».
