Петр Спивак
У него рискованное журнальное дело. Мы видим переживание и решительность.
Кадр из фильма «Народ против Ларри Флинта». 1996
«Богатый» и «бедный» – антонимическая пара, в которой нет симметрии. У первого из этих эпитетов как будто более четко выражен материальный, денежный аспект. Но говорим же мы: такой-то «богат умом», «богат душою»! В общем, дело привычки.
И есть еще одна группа понятий, так или иначе соотносимых с богатством: роскошь, совершенство отделки, наконец – внимание! – изящество. Уже искусство, эстетика. Умением соединять вещественное с художественным был сполна наделен итальянский скульптор Антонио Канова, родившийся 1 ноября 1757 года (ум. 1822). Для современников – недосягаемая вершина. Для последующих поколений – фигура уязвимая, тот, от кого отталкиваются.
Дело не только в том, что Канова был не только классик, но и классицист. Просто всякая эстетическая система предполагает определенный выбор ориентиров, предпочтений, приоритетов. Не нравится – иди в другую систему, а не спорь в рамках этой. Так вот, для Кановы прекрасно то, что бело и гладко – без сучка без задоринки. В общем, натура хороша лишь тогда, когда ее вымоют и причешут, – помните этот принцип, с которым спорил Чернышевский, настаивая, что словесности пристало осваивать действительность, а не приукрашивать ее?
Теперь мы, конечно, понимаем разницу между идеализацией образа и усовершенствованием прообраза. А при жизни Кановы его подход, внутренне связанный с созданием комфортной городской среды, был востребован. Скульптор получал заказы от Ватикана, от меценатов, от монархов вплоть до Наполеона I, любимую сестру которого Полину Бонапарт мастер изваял в облике полуобнаженной Венеры – статуи для ее особняка, одной известнейших своих работ. И вряд ли кого-то смущали толки о том, что оная Полина использует спины фрейлин в качестве стульев, а на купанье ее носят многочисленные негры-прислужники.
Теперь отправимся в XX век, в страны немецкоязычной культуры. Двое с одного календарного листка много чем примечательны, в том числе если можно так выразиться, несходством параллельных судеб.
Немецкий художник-карикатурист и гравер Пауль Андреас Вебер (1893–1980) обратил на себя внимание во время Первой мировой войны – рисунками для солдатской газеты. Потом, после войны, работал в разных газетах и даже завел свой издательский бизнес – что не помешало ему сблизиться с коммунистами. А в 1930 году Вебер стал одним из издателей журнала Widerstand, то есть «Сопротивление». Но слово это еще не имело того смысла, что привычен для нас. На пороге был нацизм, но сопротивлялись Вебер и иже с ним прежде всего капиталистам и консерваторам, а Гитлера критиковал под антизападным углом зрения. Короче говоря, Вебер – не национал-социалист, а национал-большевик, сторонник союза революционной Германии с СССР против Запада.
Нацисты, придя к власти, Вебера какое-то время притесняли, подвергли аресту, но ненадолго. А с началом Второй мировой он оказался им нужен. Его рисунки заняли место на передвижной выставке «Англия – государство грабежа» (1940). Чувствуете запашок? Наш, национальный по духу капитализм против растленного британского (и советского социализма заодно)... Наконец, к книге «Дух солдата» (1940), проиллюстрированной Вебером, предисловие написал не кто иной, как Гиммлер. Какие еще нужны доказательства того, что антибуржуазность враждебна свободе?
Хотя критический взгляд на общество, в том числе буржуазное, – норма для искусства и один из аспектов буржуазности. Это было очевидностью, вынесенной за скобки, для антипода Вебера – австрийского прозаика Германа Броха (1886–1951). Как и понимание того, что мир необратимо изменился и сделал более невозможным классический эпос. В своей романной трилогии «Лунатики» (1931–1932) Брох, в то время не только писатель, но и глава текстильного концерна, – современник Джойса и во многих отношениях собрат Кафки. В 1938 году, после аншлюса Австрии, Брох был арестован нацистами; он был выпущен под давлением протестов и международных усилий (в том числе со стороны того же Джойса). С тех пор Брох жил в англосаксонском мире – в США. И там в 1945 году закончил роман «Смерть Вергилия» – о последних часах жизни римского поэта. Переломные эпохи всматриваются, как в зеркала, одна в другую.
Ну а там, в Соединенных Штатах, сегодня отмечает свое 70-летие очень известный, даже скандально известный человек по имени Ларри Флинт, журнальный издатель и заметная фигура в бизнесе. Не в бизнесе вообще, а в довольно специфическом – рискованном. И рискованность эта подтверждена практикой.
Надо сразу оговориться: Ларри Флинтов двое. Ведь, помимо реально живущего носителя этого имени, есть еще и он же как главный герой знаменитого фильма Милоша Формана «Народ против Ларри Флинта» (1996). О кинематографическом персонаже я еще скажу, но для начала приведу факт: первый бизнес его прототипа состоял в содержании стрип-баров. Такого рода клубная культура – европейское, прежде всего парижское, изобретение. Тулуз-Лотрек, конечно, вспоминается прежде всего. Другие эпитеты («буржуазное», «декадентское» и т.д.) каждый добавит по вкусу.
Но это у Флинта была присказка, а сказкой стал Hustler, журнал для мужчин. И тут уже о неудобном не умолчишь: подобная специфичность является для культуры областью риска. Эксперимента и риска. Я имею в виду прежде всего возможность творческого срыва. А у Флинта к этому добавился риск судебного преследования. В 1988 году произошла тяжба между Hustler и патриархально настроенным пастором Джерри Фалуэллом, которую Флинт и его адвокат Алан Айзекман выиграли. То было дело «Журнал Hustler против Джерри Фалуэлла». Ну а потом Милош, свободомыслящий эмигрант из коммунистической Чехословакии, дал свою формулу: «Народ против Ларри Флинта». Флинт спрашивает: «Что непристойнее: война или секс?» Он взывает к интеллектуальной честности. Она подсказывает, что последний выбор - личность и народ – всегда противоположные полюса.
