Петр Спивак
Василий Аксенов обращался к современникам не с готовым словом. Он импровизировал, искал общий язык.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)
Совет на все случаи жизни: копай глубже. Не ровен час, докопаешься до чего-нибудь интересного. До подлинной правды. Кстати, об этой последней и о подлинности: многие филологи полагают, что слово сие происходит от «подлинника» – длинного шеста, коим в старину пытали, дабы выбить правду. Что ж, многозначительный контекст для нашей работы познания.
В естественных науках дело обстоит именно что естественно и более-менее терпимо. Английский математик Томас Симпсон, родившийся 20 августа 1710 года (ум. 1761), сделал проще и удобнее вычисление синусов и косинусов, вывел формулы приближенного интегрирования и другие методы, используемые тогда, когда точное, окончательное знание недостижимо. И сегодня же день рождения шведского химика Йёнса Якоба Берцелиуса (1779–1848), который доказал, что атомные веса элементов – не целые числа. Здесь тоже маячит приблизительность. Я знаю то, что я ничего не знаю...
Когда же мы стремимся к последней прямоте и/или правде, и не где-нибудь, а в понимании нас самих и мироустройства, – вполне вероятен шок. Так произошло со знаменитым французским поэтом Шарлем Бодлером, на которого (и на его издателя) 20 августа 1857 года суд наложил штраф за сборник стихов «Цветы зла»: там усмотрели «непристойность», «оскорбление общественной нравственности». Актуально звучит, да? У Бодлера отказ от традиционных табу был естественным спутником ощущения полноты жизни. Той самой – двусмысленной по своей природе – подлинности.
Правда двусмысленна, а человек, наверное, двойственен. Политика – тем паче. Скажем, бельгийский писатель Шарль Теодор Анри де Костер, появившийся на свет 20 августа 1827 года (ум. 1879), в романе «Легенда об Уленшпигеле» сделал персонажа народных сказаний главным и любимым героем, борцом за независимость страны. Ну что ж, правое дело не остается безнаказанным. В Европе утвердился и устоялся мир суверенных государств. Во Франции, в Третьей республике, одним из виднейших политических лидеров был Раймон Пуанкаре, который родился 20 августа 1860 года (ум. 1934). Ему выпало находиться на президентском посту как раз тогда, когда началась Первая мировая война. И войну он объявил со всею решимостью, оправдав уже заработанное к тому времени прозвище Пуанкаре-война. Либеральный политик и притом патриот до мозга костей – Бог ему судья.
Странные параллели – вернее, перпендикуляры – обозначает иной раз календарь: грани человеческой природы – как на ладони. Нынче по соседству две русские женщины-однофамилицы, связанные с литературой. Старшая, Надежда Львова, родилась в 1891 году, еще в гимназии вошла в подпольную большевистскую организацию, а в 1911-м начала печататься как поэтесса. Одновременно познакомилась с Валерием Брюсовым, и у них начался роман. Из-за романа этого Надежда Львова застрелилась в 1913 году. Мрачная история. А если в зеркало заглянуть?
Там младшая Львова – Ксения (1897–1968). Автор очерков о жизни советской деревни, повести «На лесной полосе», действие которой происходит в колхозе, называющемся, ясен пень, «Ясный путь». Но громкую известность принес Ксении роман «Елена» – апофеоз сентиментальной красивости о личной жизни советской женщины. Книга эта стала апофеозом пошлости, который, впрочем, дозволялось критиковать...
Вскоре пришли иные времена с новой литературной формацией. 20 августа исполняется 80 лет со дня рождения сына другой пишущей женщины – Евгении Гинзбург, автора «Крутого маршрута». Я говорю о Василии Аксенове (ум. 2009). Начало было шумное, по тогдашним понятиям вызывающее – вплоть до эпатажа. И, как видится теперь, цельную личность искать в Аксенове вряд ли стоит. Он – соединение или, вернее, смешение самых разных слоев, никак не гармонирующих между собою. Биография человека из семьи жертв. Раннее знание. И какое-никакое жизненное благоустройство. Потом, на переломе от 70-х к 80-м, – новая опала, эмиграция. И попытки – с переменным успехом – понять и уместить в сознании новую, постсоветскую Россию...
В одном раннем рассказе, написанной в набоковском ключе «Победе», гроссмейстер играет со случайным дорожным спутником – и проигрывает. Причем такие истории у него уже не в первый раз. Имел ли в виду Аксенов себя? Отчасти, может быть. Но сегодня хочется сказать о другом. Многие говорят о джазовой природе аксеновского таланта, и спорить с этим не приходится. Но кто знает, чего больше в этой джазовой импровизации? Свободной игры – или безнадежных поисков выхода для своей речи, общего языка со своими современниками?
Нам вряд ли удастся до конца это постигнуть.
