Петр Спивак
Лев Рубинштейн превратил листы бумаги в каталог, чтение – в перформанс.
Фото РИА Новости
И Вселенная, и общество, в котором мы живем, подлежат описи и инвентаризации, простите за канцелярский слог. На слоге высоком, философском это называется познанием. А первая его ступень (она же часто последняя) всегда предстанет перед нами в виде каталога. Причем почти все, что туда попадает, – это пыль, мелочь. Целая Вселенная мелочей.
110 лет назад, 18 февраля 1901 года, английский инженер Уильям Бут запатентовал пылесос. Это для сбора бытовой, домашней пыли. А есть еще пыль космическая...
В космосе, правда, крупных объектов более чем достаточно. Но по сравнению с мирозданием они – та же пыль. Бывают даже случаи, так сказать, понижения в ранге. 18 февраля 1930 года американский астроном Клайд Томбо обнаружил на фотоснимках небесное тело, которое было признано девятой планетой Солнечной системы и, по предложению 11-летней школьницы из Оксфорда, названо Плутоном. А в 2006 году Международный астрономический союз перевел Плутон в разряд карликовых планет, одной из множества расположенных за орбитой Нептуна. Тогда в английском языке появился глагол to pluto («оплутонить»), то есть понизить кого-либо или что-либо в звании или ценности.
Какую-то аналогию этому можно подыскать и на молекулярном уровне. 19 февраля 1859 года родился шведский ученый Сванте Август Аррениус (ум. 1927), чье имя многие, наверное, помнят из школьного курса химии. Аррениус выдвинул так называемую теорию электролитической диссоциации, которая объясняет, почему растворы (хотя бы соленая морская вода) могут проводить электрический ток. Все дело в том, что молекула растворителя распадается на разнозаряженные ионы, перестает быть прежним целым.
Тот же Аррениус доказал опытным путем, что в космосе свет и вообще потоки излучения давят на частицы. У Аррениуса есть даже гипотеза, что таким образом могут переноситься с одной планеты на другую споры и живые семена. Все это к вопросу о значимости, весомости малого.
Упомяну еще одну область изысканий Сванте Аррениуса, выходящую уже за пределы естественных наук. Это проблема искусственных языков. Ученый даже разработал проект модифицированного английского языка.
19 февраля – это также день рождения Августа Шлейхера (1821–1868), известного немецкого лингвиста. Лингвиста уже не по совместительству. Шлейхер заложил основы сравнительно-исторического метода в языкознании, первым попытался реконструировать праязык индоевропейских народов. Но если Аррениус шел от химии к лингвистике, то Шлейхер двигался в обратном направлении. В основе его методологии были естественно-научные подходы, своего рода метафоры. Язык был для него подобием живого организма, неделимого целого. Потом наука отказалась от таких представлений. Без мелочей и пыли, лежащих в основе всего, современная картина мира не получается.
И здесь пора обратиться к искусству, к прекрасному. 18 февраля 1848 года родился Луис Комфорт Тиффани (ум. 1933), американский художник и дизайнер, чьи произведения находятся сейчас в лучших коллекциях. Он и сам был коллекционером, собирал утварь и мебель. А в его собственном творчестве основным материалом было стекло, преобладающей техникой – витраж. То есть речь опять-таки идет о малом, из которого рождается целое. Стекло художнику подходило только свое, изготовленное по особой технологии – так, чтобы добиться необходимого цвета. Оттенков – тысячи. Тонкость, художественная виртуозность и виртуозная художественность – вот формула творчества Тиффани, мастера, работающего на микроуровне.
Причудливо меняются в наши времена формы и жанры искусства, способы доведения его до потенциального адресата. Хоть патенты авторам выдавай. Родившийся 19 февраля 1947 года поэт и эссеист Лев Рубинштейн вполне мог бы на это претендовать. Библиограф по образованию и первое время по роду занятий, он, как все люди этой профессии, готовил списки и ссылки, словом – каталогизировал. Фиксировалось все это тогда, в докомпьютерных 70-х и 80-х, на библиотечных карточках. В свободное время Рубинштейн писал стихи, лежащие в стороне от советского мейнстрима. И тоже записывал их на карточках. А для чтения их придумал особую технологию: перебирал карточки с отдельными строчками и словами, устраивая нечто вроде перформанса, представление для голоса автора и актерского образа его же.
«Пока литература современна, а современна она, пока живы и доступны авторы, для меня... имеет значение физическое присутствие автора, личное с ним знакомство, – признался Рубинштейн в одном интервью. – ...Мне кажется, очень важной... приметой контекста является невероятно разросшийся институт устного бытования литературы... Я думаю, что любые чтения, встречи, разговоры, дискуссии сегодня горячее и актуальнее, чем сами книги или публикации».
Критики и искусствоведы говорят в связи с этим о концептуализме и минимализме. Действительно, читатель и зритель видит и слышит здесь миниатюру, малую форму, которая есть не что иное, как концепция, сгущенный до предела смысл. Отдельные слова, короткие фразы, любые документы и предметы, попавшие под руку. А вместе – концептуальный объект, или то, что кратко определено названием одной из книг Льва Рубинштейна: «Духи времени». «Делать нечего, – замечает он там. – Опять приходится думать». И видеть проблему там, где другие ее не видят.
Вот философская подоплека творчества Рубинштейна, как понимает ее он сам: «Уверенность в реальном существовании чего бы то ни было почти вытеснена в нашем сознании номинативным существованием этих вещей. Присутствие даже самых простых предметов вполне фиктивно: сегодня есть, завтра исчезли, как и не было, оставив на память одни слова...»
Это постоянное переживание и переосмысление всего вокруг было мукой для многих. В том числе для писателя, которому 19 февраля исполнилось бы 80 лет, – Георгия Владимова (1931–2003). Но было у него очень важное свойство: поняв что-то, он умел сделать выводы и претворить их в поступки. В 1977 году он, уже активный правозащитник и автор тамиздата, вышел из Союза писателей. Вышел сам и зачитал по забугорному радио свое собственное заявление об этом. В 1995-м ответил наотмашь Владимиру Богомолову, обвинившему владимовский роман «Генерал и его армия» в смертных грехах. Роман, по-моему, усталый по форме и концепции, а сила натуры писателя – неоспорима. Поступок – атом истории.
Дарья Гармоненко