Имена и даты: краткие хронографические наблюдения. 9 февраля

Правитель, вооруженный мечом, часто оказывается бессилен.
Памятник Константину Палеологу в Мистре, Греция. Фото Т.Эфтимиадиса

Россия – третий Рим, как все давно выучили. Сегодня речь пойдет сначала о Риме втором, то бишь о Византийской империи, образовавшейся после распада Римской. Логика исторического процесса (если можно называть ее логикой) – штука упрямая, она все время выводила общества и государства на имперскую орбиту. Но и то правда, что сказывалась избирательность социокультурных влечений и предпочтений. Величие налицо и на первом плане, а того, что все империи кончают плохо, упрямые строители не замечали, не хотели замечать.

Правителем, на чью долю как раз и выпало стать участником и жертвой гибели империи, был Константин XI Палеолог, последний на византийском троне. Он родился 8 февраля 1405 года, императором стал в 1449-м – за четыре года до конца. Его Византия была уже в полном упадке, ее окружали враждебные – и, что, пожалуй, еще важнее, видевшиеся таковыми – соседи. Османская империя, итальянские государства... В таких ситуациях естественный выбор – расколоть противников, не допустить их объединения. У Константина такая возможность была: он искал союза на западе, чтобы защищаться на востоке. Уже действовала Флорентийская уния, воссоединившая западные и восточные Церкви. И Константин был ее сторонником. Но этот его курс не находил серьезной поддержки внутри империи. Последний и не худший император Византии был убит при османском штурме Константинополя в мае 1453-го.

Да, проклятие всех империй – в неизбежности их крушения. Но формы этой закономерности многообразны. У Византии, конечно, был не только упадок, но и расцвет, иначе ее никто бы за образец не брал, и не помогла бы преемственность по отношению к первому Риму. Но вот на что обращаешь внимание, так это очень специфическая византийская эстетика (эстетика – мать этики и политики, напомню Бродского). Она очень точно ухвачена – вольно и невольно – в искусстве «третьеримской» России. «Кондовая, избяная, толстозадая» – так описал Святую Русь Александр Блок. Сравните это с обликом храма Христа Спасителя в Москве или образом Александра III, увековеченным в знаменитом петербургском памятнике работы Паоло Трубецкого.

Корреляты этой эстетики, дополняющие византийство до системного целого, – материи экономические и политические. Скажем, общинное устройство на селе (благодатная почва для сравнения с нами). Или положение между Западом и Востоком – ни то и ни другое, – и при этом устойчивый синдром Запада как главного врага. Здесь опять же напрашиваются российские параллели, вплоть до пакта Молотова–Риббентропа и Варшавского договора, противостоящего блоку НАТО, покуда за спиной у СССР ждет своего часа Китай...

Примечательно, что с Константином Палеологом соседствует на листке календаря его, так сказать, коллега – из той самой Османской империи, погубившей Византийскую и на свой лад ей унаследовавшей. Это султан Абдул-Азиз, родившийся 9 февраля 1830 года. Тоже не исчадие ада, а вполне себе прогрессивно мыслящий человек, реформатор. Достаточно сказать, что он переустроил по французскому стандарту административно-территориальную систему, во многом уравнял в правах мусульман и немусульман. А в итоге? Старая, заезженная пластинка: реформы оказываются недостаточными, их инициатор теряет опору. Пока не демонтирован или не эволюционирует в сторону постепенного упразднения имперский каркас вкупе с фундаментом, устойчивого результата преобразований ждать не приходится. И в 1876 году Абдул-Азиз был свергнут, причем под реформаторскими лозунгами. Вскоре его нашли мертвым; убийство это было или самоубийство, с уверенностью сказать невозможно. Что касается Османской империи, то она протянула еще 45 лет и рухнула, не выдержав поражения в Первой мировой войне. Поражение, как водится, стало катализатором перемен весьма радикальных (хотя и очень специфических) и привело к смене империи республикой – национальным государством.

И здесь еще одна историческая рифма. 9 февраля 1905 года началась Русско-японская война, подтолкнувшая начало первой русской революции. Все тот же алгоритм: военное поражение – внутренний кризис – переход к новому строю. Тогда, правда, развитие заглохло между второй стадией и третьей. Но до следующей войны и 1917-го оставалось, по историческим меркам, совсем немного.

О той стадии революции, которая началась с октябрьского переворота, сказано необозримо много. Но яснее, значимее, убедительнее отдельные детали, частности, которые раскрывают суть целого и, если хотите, выносят приговор. Это слово из юридического обихода особенно уместно потому, что я говорю о родившемся 9 февраля 1844 года великом русском юристе, живом символе лучших правовых традиций Анатолии Кони (ум. 1927). А частность состояла вот в чем: в первые год-полтора советской власти Кони жил тем, что обменивал на хлеб книги из своей библиотеки, которую собирал десятилетиями. Побывал он и в ЧК, на следующий день был освобожден и даже с извинениями, но изъятое у него имущество осталось у чекистов. Наверное, на память о прославленном арестанте.

Биографы указывают: уже после этой истории Кони «помогал новой судебной власти». Консультировал ее деятелей у себя дома, читал им лекции и т.д. Можно только руками развести. И не ему, отдельному человеку, здесь будет приговор. Трагическая ситуация потому и трагическая, что в ней плоха любая линия поведения.