Петр Спивак
Георгий Гурджиев смотрел куда-то вдаль и при этом ввысь. Как пророк высших истин.
Фото с сайта gurdjieff.ru
Тема для размышлений на все времена: чем отличается правда от неправды? Что можно считать критерием истины? Выработать готовую формулу – все равно что найти истину полную и окончательную, а это, конечно, невозможно. А вот при столкновении с реальными действиями, словами, мыслями всегда ведь применимо правило: волкодав прав, а людоед нет. Всегда помогут эстетические, стилистические, языковые признаки, на которых основывается наш выбор. Короче, правда – как жираф: один раз увидишь и уже ни с чем не спутаешь.
Ровно 20 лет прошло с того дня, когда в Вильнюсе войска, подчинявшиеся Москве, взяли штурмом здание телецентра. Погибли собравшиеся на площади люди. И через несколько часов тысячи москвичей, услышавшие об этом в основном по «Эху Москвы», вышли на демонстрацию в защиту свободы. Официоз не мог сбить их с толку. У добра и зла была предельно четкая маркировка. Как и у самих демонстрантов – я там был, я видел их лица.
А календарный день был нерядовой, соединивший годовщины целого ряда событий, на которых печать зла была столь же отчетлива. Гитлер в 1943 году издал указ о мобилизации всех мужчин и женщин рейха – в целях его обороны. Через пять лет, 13 января 1948 года, в СССР глава Государственного Еврейского театра Соломон Михоэлс стал жертвой убийства, замаскированного под несчастный случай. Еще через пять лет, 13 января 1953-го, в советских газетах было опубликовано официальное сообщение «Арест группы врачей-вредителей». Кремлевские доктора с еврейскими фамилиями, оказывается, отравили Жданова и пытались отравить других вождей. И что, здесь требуется философский консилиум? Диагноз ясен как божий день: государственный антисемитизм.
Ну а от этих позднесталинских и позднесоветских катаклизмов логично будет перейти к последнему, предреволюционному периоду Российской империи. Ведь как раз 13 января – день рождения ее наиболее заметного ультраправого политического деятеля, убежденного антисемита Василия Шульгина (1878–1976). И здесь происходит не размывание оценок добра и зла, нет, но усложнение, так сказать, внутреннего устройства личности.
Я не ради красного словца назвал Шульгина убежденным антисемитом. В годы эмиграции он сам, в ответ на призыв одного еврейского журналиста публично обсудить вопрос об антисемитизме, выпустил целый трактат под названием «Что нам в них не нравится». И в предисловии заявил: «Итак, я – антисемит. «Имею мужество» об этом объявить всенародно». Дальше, понятно, шло объяснение.
Сложность данного клинического случая в том, что в 1913 году человек со столь одиозными воззрениями выступил в защиту Менделя Бейлиса, обвиненного в ритуальном убийстве (и в итоге знаменитого судебного процесса признанного невиновным). До сих пор продолжаются споры, почему он так поступил, почему говорил о недобросовестности обвинителей. То ли из прагматического расчета, заботясь о том, чтобы наши, как теперь говорят, силовые структуры не осрамились в глазах Европы, то ли просто как человек, получивший какое-никакое воспитание, не мог смириться с осуждением Бейлиса, поскольку сфабрикованность дела была очевидна.
И был на закате долгой жизни Шульгина еще один знаковый эпизод. Он жил в Югославии, был там схвачен в конце войны советскими войсками, долго сидел. А в 1961 году, когда на XXII съезде КПСС принималась программа построения коммунизма, Хрущев пригласил его на гостевую трибуну: чтобы Шульгин увидел триумф тех, против кого боролся. Потом, по особому заданию, был снят документальный фильм-интервью с его участием – «Перед судом истории». Хотели, чтобы Шульгин покаялся. Он каяться не стал. Но примирение с действительностью пришло. Он ведь хотел для России сильной государственности, а не свободы. И какие вопросы к вождям Советского Союза?
Шульгин, между прочим, предложил классификацию такого умонастроения, как антисемитизм, и насчитал три вида его: расовый (инстинктивный), политический (рационалистический), мистический (он же сверхчувственный, трансцендентальный и т.д.). Последний пункт довольно любопытен, потому что отсылает, мне кажется, к атмосфере предреволюционной России, где мистикой и трансцендентальной философией увлекались многие.
Сам Шульгин мистиком не был, но в атмосфере этой был вполне ожидаем. А вот из тех же времени и места фигура противоположная. Не политик, но бескорыстный искатель истины. И не антисемит, упаси бог. Но мистик и трансцендентальный философ самый неподдельный. Я говорю о родившемся 13 января 1872 года Георгии Гурджиеве (ум. 1949).
Причудливый был человек, неординарный вероучитель, основавший целое религиозное направление. Сам он называл его эзотерическим христианством, то есть таким христианством, которое исполнено великих таинств, тайного знания, и ищет ключи к их постижению. Это учение – над грешной землей, над нами, грешными. Гурджиев смотрел куда-то вдаль и ввысь, как пророк высших истин.
Гурджиев, словно ищущий истину пророк, исходил многие страны Востока – где же еще искать, не на пошлом же буржуазном Западе. Собрал вокруг себя единомышленников. А дальше началось то, что в таких случаях происходит всегда. Раздоры, разрывы, дробление. Новая мировая религия не получилась. Кому интересно, тот идет по пути Гурджиева. В сущности, хороший результат.
Все учения, все варианты окончательного ответа на мировые вопросы хороши до тех пор, пока это выбор отдельного человека и его единомышленников. От личности – к общности. А вот когда наоборот, то дело плохо. Это относится и к рациональным теориям и взглядам, и к иррациональным – к каким угодно. Но можно с некоторыми основаниями заметить, что чем больше рациональности, тем труднее она усваивается на массовом, надличностном уровне. Разум обитает все-таки в отдельной голове. И потому идеи такого завзятого мистика, как Гурджиев, и других иррационалистов нередко вызывают недоверие и даже страх. Во всяком случае, естественный скепсис.
Мне здесь вспоминаются лагерные стихи Юрия Домбровского, где он взывает к Всевышнему: «Храни меня от бреда,/ А в бурю я любую устою». Бред – вот оно, безупречно точное слово, означающее все, что непостижно разуму и противоречит ему. Разуму в высоком смысле слова. На непочетное и никогда не вакантное место бреда мистика – безусловный кандидат. Она может ослабить разум, а тогда – открывай ворота для того бреда и тех бед, о коих говорилось в начале этих заметок.
И вообще: надмирные сферы могут сиять. Но жить в них невозможно.
