Петр Спивак
Анри Матисс смотрел на мир глазами частного человека.
Автопортрет в полосатой майке. 1906. Государственный музей искусства, Копенгаген, Дания
«А без денег жизнь плохая, не годится никуда». Актуальное наблюдение, особенно потому, что на дворе Новый год, а стало быть, пора подбивать бабки – в разных смыслах этого словечка. Не только календарный год завершается, но и финансовый (по крайней мере в нашем отечестве). И тут уместно будет вспомнить, что 29 декабря 1768 года Екатерина II подписала указ о введении в России бумажных денежных знаков. С 1 января следующего года они были введены в обращение в обмен на часть монет из меди.
А что это, если вдуматься, означало, помимо чисто экономических аспектов такого шага? Главным образом – деньги как мерило богатства стали понятием гораздо более условным, абстрактным, чем прежде. Простому бумажному прямоугольнику с определенным типографским рисунком и текстом была приписана цена несравненно большая, нежели стоимость его изготовления. Ушли в прошлое времена, когда денежный оборот держался на благородных металлах и прочих материальных носителях, чья ценность была соизмерима с номиналом. И во всем мире бумажные купюры изменили человеческое мышление, заставили привыкнуть к рынку как миру, для описания и понимания которого не обойтись без отвлеченных понятий. Тех категорий, которыми оперируют ученые.
В уходящем году 29 декабря – знатная дата для экономической науки. Исполняется 100 лет Рональду Гарри Коузу, лауреату Нобелевской премии по экономике. Нобелевских лауреатов, впрочем, среди экономистов немало, но перешагнувший вековой рубеж Коуз жив, он живой классик – с ударением на оба слова. Американский (а в молодые годы британский) ученый – один из плеяды чикагских экономистов; для одних это знаменитая школа, бренд, символ качества, а для других – пугало, жупел. И такая поляризация оценок – убедительное подтверждение того, что мы имеем дело с явлением движущимся, живым.
Чем же заслужил Коуз эту честь, чем, собственно, он занимается? Область его исследований – институциональное устройство экономики. А если отвлечься от деталей данной научной дисциплины, то делает он вот что. Одна из самых принципиальных его работ называется «Фирма, рынок и право». Там речь идет об узких местах рынка, о тех ситуациях, которые традиционно значатся в списке поводов для государственного вмешательства. Коуз же доказывает, что эти узкие места могут быть так названы в совсем другом контексте: узкость их связана не с рынком, не с правами собственности, а с их недостаточным, недостаточно свободным распространением. Таким образом, ученый перевернул картину – хочется сказать, с ног на голову, но на самом деле ровно наоборот, с головы на ноги. Он восстановил норму. И утвердил, отстоял достоинство свободы. Лишний раз (ох какой не лишний) показал, что экономика не сводится к бухгалтерской цифири и неотделима от ценностей.
Раз речь зашла об экономике и умении ее понимать, то в этих заметках не могу миновать одно имя, сегодня уже не скажешь, что громкое; для меня оно драгоценно. 30 декабря 1927 года родился публицист и экономист Василий Селюнин (ум. 1994). В 1988 году в «Новом мире» была опубликована его статья под не слишком удачным, почти типовым заголовком «Истоки» (нередко такие заглавия использовались для усыпления внимания тех, кому надлежало бдить). Это был, пожалуй, первый в подсоветской еще печати опыт вполне свободного взгляда на советскую историю, прежде всего социально-экономическую. Звучало это так, как будто автор с младых ногтей учился не по Марксу–Энгельсу–Ленину (и далее в списке поправки с учетом текущего дня), но по Хайеку, Мизесу, тому же Коузу. Несколько раньше Селюнин напечатал в том же журнале статью, написанную в соавторстве с Григорием Ханиным, – «Лукавая цифра». Название этой краткой анатомии лживой советской статистики стало нарицательным.
Потом начались иные времена. В дефиците теперь была не готовность к крику, а интеллектуальная честность, способность отринуть самообманы. Это качество проявил Селюнин, когда стал одним из подписантов знаменитого «письма 42-х» – о том, что силы, по своему характеру тоталитарные, надо подавлять, а договороспособностью они не страдают. Это был отклик на мятеж, начавшийся в Москве 3 октября 1993 года.
От экономических материй по-своему логично перейти к эстетическим. Ведь художник и торговец всегда считались социальными и социокультурными противоположностями, не так ли? Но ведь, как мы уже видели, наука о рынке тесно связана с миром ценностей. Есть разные, так сказать, хозяйствующие субъекты, и все дело в том, на каких основах зиждется хозяйствование. И у людей искусства картина такая же. Выбор эстетики решает все.
29 декабря 1896 года родился мексиканский художник Хосе Давид Альфаро Сикейрос (ум. 1974), с чьим наследием и жизненными сюжетами, вероятно, приходится мучиться искусствоведам – и много придется еще. Он ведь не только был коммунист, но и занимался охотой на Льва Троцкого, участвовал в одном из покушений на него. «Соавтором» Сикейроса в этом покушении был советский агент Иосиф Григулевич, который потом написал о нем книжку. Комментировать как-то не хочется.
И был у этого носителя новых художественных форм своего рода антипод. Я имею в виду французского художника и скульптора Анри Матисса, родившегося 31 декабря 1869 года (ум. 1954). Стихия, которая заполняла его полотна, рисунки и гравюры, не претендовала на грандиозность масштабов. То, что он изображал, соразмерно частному человеку, художнику. Матисс знал, на чем держится мир.
