Уютно быть сыщиком в Лондоне, а не на том Западе, который Дикий.
Кадр из телесериала «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона»
Интриги и загадки, как все давно усвоили, в истории на каждом шагу. Без этого – какая же будет занимательность и сюжетность? Тем более если учесть, что о давних временах документальные источники обычно в дефиците, тем более применительно к тайнам мадридского, петербургского и прочих дворов.
1 декабря 1825 года в Таганроге, вдали от обеих столиц, неожиданно скончался от брюшного тифа русский император Александр I. И родилась легенда о старце Федоре Кузьмиче, совершившем акт ухода вчерашнем самодержце. Достоверно здесь одно: Александр в последние годы жизни говорил, что хотел бы «удалиться от мира». Ну а далее сплошной туман: старец умер в 1864 году в Сибири, гробница в Петропавловском соборе, вскрытая в 1921 году, якобы оказалась пустой, а торжественные похороны царя были соответственно имитацией...
Исторический детектив получается, но не только. Читайте о Федоре Кузьмиче у Толстого; последнего уход, как известно задним числом, притягивал и манил. Есть в этой истории (во всей воландовской двусмысленности данного термина) что-то литературное вообще, наджанровое и даже фольклорно-мифологическое.
А теперь сделаем обратный ход – представим в качестве исторического персонажа литературного героя. Он имеет на это право по своей славе и эмблематичности. И у него, в соответствии с канонами нашей рубрики, сегодня в некотором роде день рождения.
Итак, 1 декабря 1887 года вышла в свет первая книга о Шерлоке Холмсе – детективная повесть Артура Конана Дойла «Этюд в багровых тонах». Лондонский частный сыщик с Бейкер-стрит очень скоро стал восприниматься по правилам игры не столько художественным, сколько жизненным. Сам писатель, как это часто бывает, от восторга своих почитателей морщился, относился к книгам о Шерлоке Холмсе как к легкому чтиву, которому далеко до его, Конана Дойла, исторических романов. Публика же протестовала против авторских попыток покончить с этим корифеем дедуктивного метода. Приходилось продолжать.
Если же взглянуть на шерлокхолмсовский свод несколько отстраненно, то обращаешь внимание на некоторые вещи, существенные с точки зрения историко-культурной. Доктор Ватсон однажды систематизировал интересы и знания своего друга. Выяснилось, что он, так сказать, узкий специалист. Подобный флюсу, по определению Козьмы Пруткова. С некоторыми, правда, загадочными исключениями. Зачем ему, например, знать латынь или играть на скрипке? Неизвестно. В том самом рассказе, с которого началась слава сыщика с Бейкер-стрит, он заявил, что не ведает о вращении Земли вокруг Солнца. Ну что ж, куда важнее не информация в памяти Шерлока Холмса, а его оптика, методология познания. Алгоритм простой: собрать все факты и подробности и установить их внутреннюю логику. В том, что она есть и поддается рациональному, даже прагматичному истолкованию, сомнений нет. Ни у персонажа, ни у его создателя. «Элементарно, Ватсон!» Но тут надо оговориться: этих слов у Конана Дойла нет. Их придумал в пародийных целях другой английский писатель, Пэлем Вудхауз. Потом они были подхвачены в английской экранизации 1929 года, а далее везде. Всего, между прочим, количество фильмов о Шерлоке Холмсе перевалило за две сотни.
Элементарность тут неспроста, это сущностная черта викторианской картины мира. Мира неопровергнутых утверждений, по определению теолога Пауля Тиллиха. Там, например, предполагается, что преступления и преступные помыслы – не более чем частность, исключение. Из этого и возникает обычно художественное напряжение, на котором держится детективный жанр.
В очередную годовщину первого произведения о Шерлоке Холмсе, 1 декабря 1903 года, на американский киноэкран вышел первый фильм-вестерн – «Большое ограбление поезда» (за 60 лет до того нападения на почтовый поезд, которое назвали преступлением века). Фильм этот, кстати, был поставлен режиссером Эдвином Портером не где-нибудь, а на студии изобретателя всего на свете Томаса Эдисона. Портер оказался мастером новаторства ничуть не слабее. Натурные съемки, виртуозные приемы монтажа... Грабителям с Дикого Запада до такого уровня технической подготовки далеко. Но за ними, увы, преимущество в одном: они, как говорят нам законы условности, не играют, а грабят всерьез. И в финале этой ленты главарь банды стреляет в объектив камеры, прямо в публику, еще не успевшую к такому привыкнуть. Штука посильнее, чем прибытие поезда, напугавшее зрителей первого фильма в Париже. Сегодня этот кадр напоминает приснопамятный плакат «Ты записался добровольцем?» со всеми многочисленными предшественниками и вариациями.
Это вестерн, конечно. Можно вспомнить о канонах жанра и успокоиться, выйдя из кинозала. Вот только... Где происходит действие всякого вестерна? Правильно, на Диком Западе. Чай, не Лондон, не Бейкер-стрит. Дикий – значит, не по нормам Запада. Прилагательное сильнее, чем существительное.