Петр Спивак
В глазах Сергея Трубецкого – печаль несложившейся жизни. Он был храбр, но не готов к действию.
Акварель Николая Бестужева. 1828–1830
Каких только профессиональных праздников не отмечают люди. Помимо рутинных, таких, как День рыбака или День российской почты, встречаются в календаре и такие, до которых ни за что не додумаешься, – они просто-таки дарованы судьбой. Сегодня как раз такой неофициальный праздник – День тестировщика, то есть специалиста, занимающегося тестированием компьютерных программ.
А дело было так: 9 сентября 1947 года в Гарвардском университете при тестировании вычислительной машины обнаружили мотылька, застрявшего между контактами реле. А поскольку ошибки в работе электроники издавна называли bugs, то есть по-английски жуками, то был зафиксирован факт буквальной материализации этого метафорического термина, а календарный день, когда это произошло, стал неофициальным праздником в компьютерном мире. Но вся соль в том, что насекомое под напряжением – не просто казус, а настоящий универсальный символ.
Или не насекомое, а другое живое существо – вернее, только что бывшее живым. История с гарвардским мотыльком случилась, по знаменательному совпадению, как раз в день рождения Луиджи Гальвани, итальянского физика и физиолога (1737–1798), который прославился своими опытами с так называемым «животным электричеством». Исследуя сокращение мышц препарированной лягушки, которые находились под электрическим током, Гальвани пришел к выводу, что мышцы эти работают как батареи лейденских банок и мертвая ткань ведет себя подобно живой.
Считается, между прочим, что Гальвани стал одним из прообразов студента Виктора Франкенштейна, главного героя романа Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1818). Он как раз и создает живое существо из неживой материи – из фрагментов тел умерших, – и только тогда, когда ему это удалось, понимает, что совершил непоправимое, создал чудовище.
И еще одна любопытная подробность. Племянник Гальвани, Джованни Альдини, руководствуясь открытием своего дяди, начал проводить эксперименты по этой проблематике уже не на лапках лягушек, а на трупах людей, казненных по смертным приговорам.
Во всех этих ситуациях и в бесчисленном множестве иных просвечивает метафорический слой, связывающий их с родом человеческим. Или чудовище, или жертва, или и то и другое сразу. Человек оказывается в беспомощном состоянии под напряжением – историческим, социальным, культурным. И могущественные люди, облеченные властью, тоже бывают подобны тому жалкому мотыльку на контактах.
9 сентября 337 года Римскую империю поделили между собой три сына императора Константина I Великого (он умер тремя с половиной месяцами раньше). Того, в чью честь был назван Константинополь, им основанный.
Вам это ничего не напоминает? Правильно, шекспировского «Короля Лира», где монарх, почувствовав приближение старости, решил поделить свое королевство между тремя дочерьми. Разве что там борьба за власть предшествовала смерти правителя, который, лишившись власти, успел понять, что теперь он никто. «Без бумажки ты букашка» – как сформулировали потом в советской стране. Ассоциативный круг замкнулся: букашка, да.
С одной стороны, неуютно живому человеку на контактах под напряжением. С другой стороны, позже, когда он уже станет достоянием истории, образ его, сведения и представления о нем тоже окажутся под напряжением познающего разума, под скальпелем анализа. И это уже нормальная практика, вполне человеческое отношение к познаваемому миру. Хотя историку никуда не деться от ощущения, что изучаемый человек по слепой случайности оказался заброшен жить куда-то не туда┘
9 сентября 1790 года родился князь Сергей Трубецкой (ум. 1860), один из ведущих декабристов. При его имени первое, что вспоминается, – невеселый и неоспоримый факт: в день восстания декабристов Трубецкой, которого сподвижники выбрали диктатором предстоящего выступления, не явился на площадь. Сплоховал, по всеобщему мнению. Объяснить эту неявку трусостью не поворачивается язык: Трубецкой был доблестный офицер, герой Отечественной войны, отличившийся на полях сражений именно своею храбростью. Известно, что в канун восстания Трубецким овладевали сомнения, которыми он делился с Рылеевым. И тут придется проводить грань между близкими человеческими качествами – храбростью и решительностью. Последняя, по словам Пущина, Трубецкому как раз не была свойственна. И подоплекой здесь было взятие на себя ответственности за беспорядки и кровопролитие в Петербурге. По-видимому, мешало некое средостение между политическим умонастроением и реальным действием, – к продуманному, а не импровизированному действию устроители верхушечной революции явно не были готовы. И не по недомыслию, а в силу полной своей изолированности в социальной среде.
Сегодняшний листок календаря подсказывает дату, предельно далекую от декабристской тематики, но связанную с нею невидимыми нитями. Дело в том, что движущие силы истории нередко дают у нас знать о себе странными, еле уловимыми сигналами, как теперь выражаются, «из-под ковра». 9 сентября 1984 года в Москве в Колонном зале Дома союзов начался безлимитный (до шести побед одного из участников) матч на звание чемпиона мира по шахматам между тогдашним чемпионом Анатолием Карповым, всячески поддерживаемым советскими правящими кругами, и претендентом Гарри Каспаровым, в то время несколько опальным. Матч продолжался без малого полгода, после чего его прервал имевший дружественные отношения с эими самыми кругами президент ФИДЕ Кампоманес (прозванный даже «Карпоманесом»). Ну, а те наши любители шахмат, которые симпатизировали Каспарову, ловили в этих событиях знаки близящихся – и действительно вскоре начавшихся – исторических перемен.
Те же, кто сам ходит по властным коридорам, обычно очень сдержанны в своих жестах и речах, если эти жесты и речи адресованы нижестоящим. Но если уж что-то им говорят или в расчете на их восприятие делают, то весьма информативно. Родившийся 9 сентября 1899 года ученый-химик академик Александр Несмеянов (ум. 1980) был президентом АН СССР, а до того – ректором МГУ. И в эти годы он куда больше занимался организаторской деятельностью, чем собственно наукой. Один случай из практики Несмеянова позднего периода получил некоторую известность. В 1969 году он проголосовал против избрания кандидата химических наук Рохлина старшим научным сотрудником, нисколько не скрывая своих мотивов: «Я человек злопамятный. В прошлом году Рохлин был в числе тех, кто на институтском митинге выступил против введения советских войск в Чехословакию».
Так с кем же мы имеем дело? Ученый это или уже внутренне мертвый человек? Похоже, и жертва, то есть заложник своей социальной и научной биографии, и творение Франкенштейна..
