Петр Спивак
Лев – самый сильный хищник, поэтому он царь зверей. В человеческом обществе по таким правилам жить нельзя.
Фото Reuters
Не так уж часто, но у идей, как у людей, бывают дни рождения (а вот умирание привязать к точно определенной дате вряд ли вообще возможно). Сегодня как раз такой случай – можно зафиксировать момент рождения идеи, имеющей долгую и сложную историю.
1 июля 1859 года в Протоколах лондонского Линнеевского общества впервые была изложена выдвинутая Чарльзом Дарвином и другим английским натуралистом Альфредом Расселом Уоллесом гипотеза естественного отбора в живой природе – выживания наиболее приспособленных. В этом, по мысли Дарвина, одна из основных сил, движущих эволюцию живого.
Концепция Дарвина вызвала бурную реакцию и идейное противоборство, продолжающееся поныне. И с возражениями дарвинизму выступили не только с позиции религиозной картины мира. Дискуссия вскоре вышла за пределы биологических проблем. Не заставила долго себя ждать своего рода метафора, перенос борьбы за существование, свойственной органической природе, на человеческое общество, на экономическую и политическую жизнь. К такому повороту спора все было готово. «Война всех против всех» – еще в XVII веке так определил естественное, догосударственное состояние социума соотечественник Дарвина и Уоллеса Томас Гоббс. Кстати, по случайному совпадению именно 1 июля – день рождения немецкого военного теоретика Карла Клаузевица (1780–1831), которому принадлежит не менее крылатая формула: «Война есть продолжение политики иными средствами».
Дарвин полагал, что у человека в процессе его эволюции возникли инстинкты социальные, возвышающие его над природой, – любовь, взаимопомощь. В социал-дарвинизме этой «мелочи» места не отыскалось. Аналогично в расхожих стереотипах массового сознания рыночная экономика, в которой действуют законы и механизмы конкурентного отбора, воспринимается как мир, подобный природе: выживает сильнейший, а слабейший должен погибнуть.
Что же касается Клаузевица, то он на универсальное и всеохватное объяснение общественного устройства не претендовал. Прусский генерал занимался разработкой стратегических принципов, которые необходимы для достижения военной победы. Но он понимал значение политического контекста, той системы координат, в которой ведется война. Другой вопрос, что в разных обществах и государствах контекст этот совершенно разный.
Война – продолжение политики, да. Подтверждения тому подобрать нетрудно. Так, 1 июля 1534 года родился Фредерик II, король Дании и Норвегии (ум. 1588). Занимался он тем же, чем все короли, то есть укреплял королевскую власть. И логика этого процесса потребовала от него, с юных лет дружившего с военными и усвоившего их ценности и идеалы, начать Северную семилетнюю войну с Швецией, которая не принесла Дании существенных успехов, но изнурила ее. Если сейчас этого монарха и поминают добром, то не за внешнюю политику, а за покровительство наукам и искусствам, за то, что он был сторонником свободы совести – странно звучит после всего сказанного, но человеческой натуре свойственны противоречия.
Не менее выразительный пример: родившийся 1 июля 1646 года великий немецкий философ, математик, юрист, историк и языковед Готфрид Вильгельм Лейбниц (ум. 1716) был, помимо всего перечисленного, еще и дипломатом. И в этом качестве он предложил королю Франции Людовику XIV план завоевания Египта. Потом, эдак век спустя, его планом заинтересовался Наполеон Бонапарт и взялся за дело. Выходит, и война может быть продолжением чьих-то интеллектуальных упражнений.
Не менее плохо дело в случае, если, скажем, политика оказывается продолжением войны. А такое тоже бывает. Из истории известны общества военного типа. Может быть, первый приходящий в голову пример – Спарта, где вполне в духе социал-дарвинизма детей, родившихся слабыми, сбрасывали с горы Тайгет. Но и в более умеренном Риме, где 1 июля 69 года императором был объявлен Тит Флавий Веспасиан, этот последний утвердился на троне лишь после того, как ему присягнули легионы.
Вся загвоздка в том, что если в природе идет борьба за существование, борьба не на жизнь, а на смерть, то человек в таком мире (или в такой войне – игра слов получается) жить не хочет. И цивилизованные общества, в которых, разумеется, экономика работает по законам рынка, устроены иначе. В них, между прочим, в разных сферах имеют место разные принципы организации – и все это вместе складывается в цельную систему. В бизнесе происходит отбор наиболее эффективных собственников. В частной жизни людей не наблюдается ничего похожего, но две по-разному устроенные сферы нуждаются друг в друге. Этого не понимали в социализме, в том числе на самом закате советского строя, когда делались судорожные попытки перестроить его путем внесения элементов рынка – но лишь отдельных элементов, частностей. 1 июля 1988 года в СССР вступил в силу Закон «О кооперации». Что помешало его успеху? Отсутствие института частной собственности, а значит, механизма ответственности, механизма отбора тех, кто лучше работает и хозяйствует более эффективно. И оказалось, что в обществе, лишенном этого как бы дарвиновского естественного отбора, невозможна свободная личность, не помещающаяся в какие бы то ни было (в том числе рыночные) рамки. Такая вот диалектика. И трудность восприятия неодномерных идей. Последнему, впрочем, не приходится удивляться.
1 июля 1742 года родился Георг Кристоф Лихтенберг (ум. 1799), немецкий физик и одновременно литератор, публицист. Он автор многих афоризмов, и среди них есть такой: «Если при столкновении книги с головой раздается глухой пустой звук, всегда ли в этом виновата книга?»
