Петр Спивак
Роль Бородатого в экранизации повести Гоголя стала последней работой Бориса Хмельницкого.
Кадр из фильма «Тарас Бульба»
Все простые и очевидные вещи рано или поздно усложняются и запутываются, обнаруживая обманчивость своей простоты. «Добро» и «зло» – вроде бы привычные категории, со своими полочками в нашем сознании. Но искусство, например, не было бы искусством, если бы не заставляло людей переосмысливать этические категории. Как и эстетические. Как и соотношение тех и других.
Но это легко сказать – «заставляло»: попробуйте заставьте. Тут, пожалуй, не обойтись без эпатажа, без шоковых приемов воздействия┘
Так и поступил французский поэт Шарль Бодлер, чей сборник стихов под парадоксальным названием «Цветы зла» вышел в свет 25 июня 1857 года. Тираж был около 1100 экземпляров. Книгу Бодлер послал не только известным литераторам, но и министру французского императорского двора и министру народного просвещения вместе с начальниками их канцелярий. Что должно было указывать на социальный и культурный статус поэта и его творчества. Но самоощущение Бодлера было – не «заодно с правопорядком», как скажет потом Пастернак, а, напротив того, в оппозиции к нему. И поэт получил ответный удар со стороны правопорядка (в приземленном смысле этого слова). За «оскорбление общественной морали» суд приговорил Бодлера к штрафу в 300 франков, а шесть стихотворений, признанных наиболее непристойными, удалил из сборника. (Отменен был этот запрет лишь в 1949 году.)
Это был один из самых громких скандалов в истории литературы XIX века, и он имел эстетические корни. Для Бодлера, поэта-романтика, мир мрачен, враждебен свободе и истине, и из этого зла поэзия извлекает прекрасное.
Эстетическое преодоление зла – один из вариантов победы над ним. Добро, далекое от затверженных канонов, торжествует. Но нередко бывает так, что торжество добра оказывается слишком поспешным.
У Шекспира в 66-м сонете в перечне того, что для поэта невыносимо, есть строчка, которая в дословном переводе звучит так: «Пленное добро на службе торжествующего зла». Гениально точное определение.
Идя в общество, рекомендуется прикидывать, подходит ли вам его состав. Но иногда этого не делают и проявляют неразборчивость. 26 июня 1870 года в Мюнхене в Королевском придворном театре состоялась премьера оперы Рихарда Вагнера «Валькирия». Той самой, где симфоническая картина «Полет валькирий» – с девами-воительницами, уносящими души павших воинов на пир во дворец бога Вотана. А 25 июня 1730 года польский король Август II организовал банкет – самый большой в истории. Приглашены были 30 тысяч человек. От такого количества качество наверняка пострадало. Помнится, в псалме было так сказано: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых»┘
25 июня 1935 года собравшийся в Париже под эгидой СССР международный Антифашистский конгресс писателей в защиту культуры учредил Международную ассоциацию писателей и Постоянное международное бюро писателей для защиты культуры. Советские интересы очевидны, но цель ведь благая. А можно сказать и наоборот: цель благая, но налицо использование культуры в интересах Советского Союза. В новообразованные структуры вошли некоторые действительно крупные литераторы – например, Генрих Манн, Олдос Хаксли, Ромен Роллан, Сельма Лагерлеф. Были и менее почтенные персонажи – Андре Барбюс, к примеру. Может быть, выдающиеся личности в принципе могли взять верх и даже преодолеть мертворожденность затеи? Кто знает. Сбыться этому не было суждено. Ассоциация и бюро канули в Лету.
А вот параллельный сюжет. 27 июня 1968 года в чехословацкой газете «Литерарни листы» появился подписанный представителями разных слоев общества манифест под названием «Две тысячи слов», автором которого был писатель, видный деятель Пражской весны Людвик Вацулик. «Очеловечить этот режим» – такой призыв там содержался, и можно, наверное, говорить о его утопичности. Черного кобеля отмыть вряд ли возможно. Но кто знает, как пошли бы события, если бы не советские танки? Ведь обладали же умонастроения сторонников этих идей некоей способностью к саморазвитию?
Теперь обратимся к материям более тривиальным. Да и повод для разговора, пожалуй, неотделим от банальности. 25 июня 1783 года в развитии наших знаний о природе был достигнут важнейший рубеж. Французский химик Антуан Лоран Лавуазье сообщил на заседании Парижской академии наук, что ему удалось выяснить химический состав воды: она представляет собой соединение водорода с кислородом. Но чем только не занимался Лавуазье и до, и после этого! От агрономии и дорожной повинности до школ пряжи и тканья и, никуда не денешься, управления пороховым делом. И все это не спасло Лавуазье от гильотины – даже военные занятия. Председателем трибунала было категорически сказано: «Республика не нуждается в ученых».
Можно долго говорить о бесчисленных талантах, положивших свои силы на создание оружия. Нарицательным стала фамилия немецкого инженера Пауля Питера Маузера, родившегося 27 июня 1838 года. Это его пистолет с легкой руки Маяковского воплотился в символический образ «товарища Маузера», которому предоставляется слово в революционную эпоху. Почтенный германский кавалер государственного ордена ушел из жизни за два месяца до начала Первой мировой войны, где его создание получило широчайшую свободу действий.
Человек свободен, но свобода его несет в себе трагедию: он обречен подчиняться и служить мировому неустройству. Таков один из главных мотивов творчества польского кинорежиссера и сценариста Кшиштофа Кеслёвского, который родился 27 июня 1941 года (ум. 1996). Одна из самых известных его работ – трилогия «Три цвета», по цветам французского национального флага: «Синий», «Белый», «Красный». Поясняя свой замысел, Кеслёвский говорил, что Запад вполне реализовал три политических принципа: «свобода», «равенство», «братство». А вот на бытийственном, личностном уровне дела обстоят куда хуже.
Надо сказать, Кёслевский вовсе не питал иллюзий насчет возможности абсолютной, ничем не стесняемой свободы. Компромисс, повторял он, может быть даже плодотворен, а мнение публики – это разновидность цензуры. Работа художника, его самореализация проблемны по определению. Существование творцов, людей искусства часто оказывается полем невоплощенных замыслов, уязвимых решений.
70 лет исполнилось бы 27 июня замечательному актеру Борису Хмельницкому – и уже два года прошло, как его нет. Не такая уж долгая жизнь. Когда заходит о нем речь – каждый, кто вспоминает, находит что-то свое. Чаще всего – Робин Гуда в «Стрелах┘», кто-то – капитана Гранта. Многие вспомнят, как он блистал на Таганке, играл, между прочим, Маяковского – это как раз к сегодняшней теме гения на службе зла. А кто-то из самых молодых застал его лишь в недавнем «Тарасе Бульбе». Но как все это соединить?
Ответа нет.
