Петр Спивак
На Востоке та же всемирная драма, что на Западе, всемирный конфликт.
Кадр из фильма «Последний император»
Как там говорил Киплинг – Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им никогда не сойтись вместе? Нет, похоже, «певец британского империализма» слишком увлекся. Сходятся Запад с Востоком на каждом шагу. Пересекаются, перемешиваются, открывают в себе что-то подобное вечному оппоненту.
Проводить сравнение нации или целой цивилизации с отдельным индивидуумом, как правило, невозможно. Но некое подобие между ними, быть может, существует, если этот индивидуум – актер или писатель. Работа у него такая: вживаться в роль, в образ, как культура в лице своих носителей проникает в другую культуру. И дело здесь даже не в теме, а в самом мышлении.
16 марта – день рождения известного русского, а затем советского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942). Какой у него лейтмотив многих произведений? Изобретение, сделанное ученым, становится на службу власти или капитала, приводит мир к катастрофе. Так в «Вечном хлебе», «Человеке-амфибии», «Властелине мира». Это, так сказать, торжествующий на Земле буржуазный Запад. А в романе «Прыжок в ничто», наоборот, капиталисты бегут в космос от торжествующего коммунизма, и этот последний, чисто логически, может быть представлен или описан в качестве мирового Востока┘
И здесь обращаешь внимание на подробности творческой биографии. Долгое время Беляев работал в журнале «Вокруг света», встречался с приехавшим в СССР Гербертом Уэллсом. Изучал язык эсперанто, что тоже не случайно. А в целом – интересовался всем, что выше национальных рамок, – изощренными искусственными мутациями, возможностями изменения человеческой природы. Писатель мыслил глобально, «в мировом масштабе», как говорил один раннесоветский литературный персонаж.
Но уже совсем другой язык требуется для того, чтобы подступиться к творчеству знаменитого итальянского кинорежиссера Бернардо Бертолуччи, которому сегодня исполняется 70 лет.
Одна из его ранних работ, основанная на повести Достоевского «Двойник», называлась «Партнер». Уже в этом переименовании – стилистически-лингвистическая перекодировка, перевод с русского на деловой язык современного Запада. Позже Бертолуччи писал (совместно с Дарио Ардженто) сценарий к вестерну Серджио Леоне «Однажды на Диком Западе»: мало того что жанр – вестерн, «западный», так еще и в названии фильма тот же корень. Потом – «Под покровом небес» (1990) по одноименному роману Пола Боулза о европейцах, ушедших от/из европейской цивилизации в африканскую пустыню. Эта – западно-незападная или западно-восточная – парадигма у Бертолуччи с самого начала, хочется сказать даже – от рождения.
Вот, казалось бы, совершенно западная, европейская по тематике картина Бертолуччи – «Последнее танго в Париже» (1972), об условностях и трудностях любви. А герой «Конформиста» (1970) находит в сотрудничестве с фашизмом, в самом фашизме избавление от своих сексуальных комплексов, от своей природы обыкновенного, слабого западного человека. Так что же, Восток соответственно отождествляется с силой, с фашизмом? Или фашизм с Востоком?
Еще один фильм Бертолуччи – «Двадцатый век». История двух друзей, крестьянина и помещика. Была социальная иерархия подчинения, а потом ее не стало. Как хотите, так и трактуйте: начальство ушло, Отец ушел, Бог умер┘ Актуальных контекстов и ассоциаций – выше крыши.
Левизна Бертолуччи – важнейшее его свойство с молодых лет, о котором пора наконец сказать. У западных интеллигентов оно чаще всего проявляется в виде своеобразного «восточничества». «Скептический буддист-любитель» – так он себя характеризует. Причудливая смесь западного скепсиса и рационализма с восточной конфессией и ее философским контекстом.
«Последний император» (1987) – самый известный его фильм. В Китай, в Пекин с его Запретным городом врывается мировая история. Бывший император Пу И проходит путь политзэка. По существу – перед нами всемирный, общечеловеческий конфликт. Что на Востоке, что на Западе – в принципе происходит одно и то же.
Бертолуччи говорил, что считает более итальянской картиной «Последнего императора», снятого в Китае (но сделанного как вердиевская мелодрама), чем итальянскую по материалу «Украденную красоту». Обращение Бертолуччи к восточному материалу называют, между прочим, космополитическим периодом, и это определение говорит о многом. На горизонте отдельной личности – что западной, что восточной – всегда и всюду происходит одно и то же. Усилия по материализации свободы или ее легкое, не требующее специальных усилий (само)разрушение.
Тут, между прочим, напрашивается оговорка. По поводу следующей работы из «восточного» Бертолуччи, «Маленького Будды» (1994), один из наших критиков едко заметил, что режиссер смутно представлял себе, для кого он делает картину: то ли для американских подростков, то ли для европейских эстетов. Категории эти и их противостояние, конечно, слишком схематичны, но вот что здесь ухвачено: вторые немного стремятся стать первыми. Наоборот – гораздо реже и труднее. Но ведь не американская жизнь увидена в фильме глазами европейского художника, а буддийская. Функционально здесь у Бертолуччи прочитывается или подразумевается Америка как одно из воплощений условного Востока┘
В какой-то степени это энтропия, упрощение. Здесь проблемная область внутри Запада, зона повышенного напряжения между Европой и Америкой. И тема для дальнейших исканий и размышлений.
