Петр Спивак
Как будто отрешенность, умиротворенность на лице Марии Стюарт. Но это впечатление обманчивое.
Портрет работы Франсуа Клуэ. Королевская коллекция, Лондон.
Есть люди, которые словно притягивают к себе конфликты, как отдельно стоящий высокий предмет притягивает молнию. Не то чтобы они обязательно искали приключений на свою голову. Им это в большинстве случаев совсем не нужно. Просто так получается.
Римский поэт Квинт Гораций Флакк, которого у нас обычно называют кратко и почти запанибрата Горацием, родился 8 декабря 65 года до н.э. (ум. 8 до н.э.) и был очень неконфликтным по натуре человеком. И в бытовом отношении, и в гражданском (до конформизма включительно), и в собственно поэтическом. Но время родиться и жить он «выбрал» очень уж специфическое, рубежное. Корчилась в судорогах гражданских войн республика, утверждалась и матерела империя, а Гораций давал этому великому перелому свое звуковое сопровождение.
В Древнем Риме жили люди, чьи имена собственные стали нарицательными. Сначала Горация, изучавшего в Афинах философию, завербовал участвовавший в заговоре и убийстве человек, чье имя было увековечено его жертвой. Можно сказать, что теперь его звали «И ты, Брут?» С ним Гораций отправился воевать против других заговорщиков, чьи пути разошлись с Брутовыми. Воевали неудачно, Брут покончил с собой, а Гораций вернулся к мирной жизни, устроился в Риме работать секретарем, а на досуге занялся поэтическими опытами. У него появился покровитель – соратник воцарившегося Октавиана Августа, человек опять-таки с нарицательным именем┘ правильно, Меценат. И Гораций, оказавшись в окружении принцепса, отрекается от былого республиканства. Тут не было, как мы бы сейчас сказали, идеологии. Просто признательность за прекращение войн и возвращение мира. В какой мере это было свободным и естественным для того времени выбором, а в какой – самообманом, пусть судят люди более компетентные в римской истории и культуре, чем я.
Так или иначе, тема мира, спокойствия и благоразумия стала у Горация одной из заглавных. Он мягче, терпимее по сравнению с греческими классиками-учителями. И даже в сатирах своих не столько обличает, сколько фиксирует слабости человека и общества. Что оказалось подходом достаточно перспективным, «долгоиграющим».
Возникало, однако, противоречие между Горациевой умеренностью и аккуратностью – и горделивостью знаменитой оды «Памятник», вольные переводы которой оставили нам Державин и Пушкин. Но у Пушкина-то нерукотворный памятник выше Александрийского столпа, а Гораций клянется могуществом Рима. Бессмертие его получено на условиях лояльности.
И все же незлобивость Горация, пусть критически переосмысленная, – очень важный фермент для культуры, для общества, для образа правления. Часто приходится при чтении исторических хроник вспоминать его завет: «Гнев есть кратковременное безумие».
Но ведь безумие это, как правило, не медицинского свойства. Фразеологизм «политические амбиции» – дурной газетный штамп, но нередко он является отражением действительности. Хотя за ними тоже очень часто стоят вещи куда более глубинные, чем обыкновенное властолюбие. Противостояние на почве веры, трона и отечества, будь они неладны.
8 декабря 1542 года родилась королева Шотландии, она же королева-супруга Франции, Мария Стюарт. Или Мария Стюарт. Ударение ставится в соответствии с выбором ориентации в религиозно-политическом конфликте, а эту ориентацию она меняла неоднократно. Католичка, она была профранцузской. Искала союза у королевы Англии Елизаветы I – однако надеялась занять английский престол, и Елизавета об этом не забывала. Страсти, заговоры, интриги, убийства, – к примеру, ее третий муж, чтобы стать таковым, уничтожил второго. В общем, перед нами полный набор аксессуаров для романтической литературы (Шиллер!), которая образом Марии вдохновлялась. Но ведь гибель Марии Стюарт, которой в 1587 году отрубили голову, меняет весь тон и контекст. Естественное сочувствие жертве, почти естественная ее романтизация┘ Более поздняя, уже не романтическая литература увидела в ее судьбе пример конфликта между политикой и моралью. Как, например, Стефан Цвейг в своей книге-биографии, основанной на переписке между Марией Стюарт и Елизаветой.
А вот другая правительница, у которой тоже не задалось правление, – шведская королева Кристина. Она родилась 8 декабря 1626 года (ум. 1689). Готовясь к престолу, прочитала жизнеописание Елизаветы Английской – той самой, которая в конце концов казнила Марию Стюарт, – и решила делать жизнь с нее. То есть с Елизаветы, а не с Марии. Добилась, по свидетельствам современников, больших успехов в изучении наук, а когда в 18 лет заняла трон, то оказалась везучей. Военные и внешнеполитические успехи следовали один за другим. Вот только слишком честолюбивой оказалась и расточительной, а это, можете себе представить, вредит казне. Выход был найден нешаблонный: отречение от трона. Просвещенная экс-королева избавилась от короны и уехала в Баден-Баден... то есть, виноват, в Голландию, потом в Италию, во Францию... Да еще некрасивая история вышла с обер-шталмейстером, убитым после того, как заподозрен был в измене. А так благородно все начиналось.
До какой степени был в руках каждого из наших сегодняшних персонажей ход событий, – отдельная проблема. Но совсем особняком стоит здесь Александр Одоевский (1802–1839). Князь, поэт, декабрист. Был на Сенатской площади. Был уже на каторге, когда пришло туда послание Пушкина «Во глубине сибирских руд...». Послание было всем, но ответил Одоевский. «Из искры возгорится пламя» – это из его ответа. За эту строчку ухватились большевики. И пошла она, словно переходящий приз, по этапу. Лучше всех отозвалась, по-моему, у Юза Алешковского («Товарищ Сталин, Вы большой ученый...»): «Вы здесь из искры раздували пламя –/ Спасибо Вам, я греюсь у костра».
Кто-то там следующий?..
