Петр Спивак
Отчаянный жест – единственное, что может себе позволить бедняга Подсекальников.
Кадр из фильма «Самоубийца», поставленного Валерием Пендраковским по пьесе Николая Эрдмана. 1990.
Время – разрушительная сила. Все, что вчера было реальностью, пожирается «вечности жерлом». И очень скоро оказывается неясно, как все было на самом деле. Человеческая деятельность в очень большой степени представляет собой попытку сохранить уходящее, восстановить исчезнувшее, противопоставить свое усилие работе времени.
16 ноября 1913 года в Париже вышла в свет книга, в названии которой как нельзя лучше выразилась суть этого усилия, – роман Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». Художественная память может если не все, то многое спасти, уберечь от забвения. Понятно, что это память личностная, субъективная. Без документальных, по возможности объективных свидетельств не обойтись.
Но, похоже, Юрий Тынянов не только как писатель говорил, что начинает там, где заканчивается документ. Фактами манипулируют, подчиняют их не столько личному капризу, сколько надличностной логике мифа. Люди живут, работают, воюют – и неожиданно для самих себя становятся элементами мифологического канона.
16 ноября 1941 года, как объявила военная газета, на подступах к Москве у разъезда Дубосеково произошел бой 28 пехотинцев из гвардейской дивизии генерала Панфилова с 50 немецкими танками. Все наши бойцы погибли, но задержали войска противника. Чуть ли не «остановили продвижение немецких танков под Москвой», как формулируют уже в наши дни иные летописцы.
Между тем уже через несколько лет после войны расследование показало: боя у Дубосекова не было, столкновения с противником происходили в этот день у других людей в других местах. Но для государственной системы военно-патриотического воспитания все было в порядке, пока миф оставался неприкосновенным. После публикации в 1966 году в «Новом мире» статьи В.Кардина «Легенды и факты», положившей начало развенчанию пропагандистских выдумок, после удара, нанесенного по ней из всех идеологических стволов Советского Союза, стало очевидно, что попыткам разобраться, как все было на самом деле, противостоит система, подменяющая реальность миром должного, реальных людей – образцами для подражания.
Вот характерный случай. Родившийся 16 ноября 1925 года рядовой красноармеец Григорий Булатов 30 апреля 1945 года вместе с лейтенантом Кошкарбаевым поднялся на крышу Рейхстага и водрузил там самодельный красный флаг. Но на роль совершивших этот подвиг уже были назначены специально подобранные Егоров и Кантария. Булатова убедительно попросили о своем деянии помалкивать. В 1973 году он покончил жизнь самоубийством.
Совершенно иного рода личность и судьба – адмирал Александр Колчак, родившийся 16 ноября 1874 года. Полярный исследователь, флотоводец, во время Гражданской войны – признанный всеми антибольшевистскими регионами Верховный правитель Российского государства. Жертва бессудной расправы в 1920 году, наконец. Понятно, что в советской мифологии такой человек был антигероем. Но это все было давно и, вот уж в самом деле, неправда. И теперь Колчак, как бы это поточнее выразиться, неформально реабилитирован. Повсеградно оэкраненный герой-душка. Но к правде образа, к правде сложной и трагической фигуры все это не приближает. Дело не в том даже, что адмирал, успешно воевавший на море, оказался не на высоте как командующий сухопутными войсками. Подозреваю, что упорная приверженность лозунгу «единой и неделимой России» сыграла куда более негативную роль. Далеко не все противники большевиков готовы были с ним объединиться. А о том, что Колчак при всех его недостатках все же человек честный и воспитанный в благородных понятиях, задумались слишком поздно. Теперь он для массового зрителя – воин-герой и герой-любовник. Перед лицом истории это, как показал опыт, не срабатывает.
Эта пригодная для массового потребления эстетизация прошлого, его людей и их наследия не сегодня началась. В советской литературе – уже со второй половины 30-х. Как раз сегодня исполняется 120 лет со дня рождения одного из самых известных наших поэтов-пародистов – Александра Архангельского (1889–1938). Среди многих его пародий есть и такая: «Да, были люди в наше время,/ Когда весенний первый гром, –/ Не то что нынешнее племя/ В тумане моря голубом!» Как вы думаете, это на кого пародия? А на Константина Симонова, который в ранних своих стихах как раз пробавлялся этакой неоклассикой, вполне отвечавшей переходу режима к сталинской державности. «Жди меня, и я вернусь...» было написано спустя всего несколько лет, но в совсем особых обстоятельствах.
Эти годы были мучительным временем литературного и художественного полунебытия для одного из самых замечательных драматургов и киносценаристов в нашей стране – Николая Эрдмана, родившегося 16 ноября 1900 года (ум. 1970). В 1925 году он разом вошел в первый ряд людей литературы и людей театра, когда Мейерхольд поставил его пьесу «Мандат». А в следующей пьесе, «Самоубийце», гротескный абсурд советского образа жизни был схвачен так, что не ради одного лишь красного словца главному герою там объясняют: «В настоящее время, гражданин Подсекальников, то, что может подумать живой, может высказать только мертвый». И сам Эрдман, зарабатывавший на жизнь сценариями (в том числе к таким фильмам, как «Веселые ребята» и «Волга-Волга»), либретто и скетчами, то арестовывался и высылался из Москвы, причем имя его исчезало из титров, то появлялся снова в шатком статусе. Вот уж действительно, человека, который говорит дерзости, просто не может быть среди живых.
Странная, разломанная надвое судьба. Человек, который не укладывался в миф, в систему, хотя вынужден был на них работать. И сам был самоубийцей, а незадачливый герой пьесы – его слабое, исчезающее отражение.
