Петр Спивак
В истории кино и театра Сара Бернар была, наверное, первая суперзвезда.
История человечества проходит под знаком противостояния. Вернее, противостояний. Скажи, сколько у тебя врагов и кто они – и тебе скажут, насколько ты велик. Правда, очень возможно, те, кто будет говорить, не сойдутся во мнениях. Причем в России, удаляясь от наших дней в глубины прошлого, часто не можешь понять, где начинается область согласия, консенсуса. Предмет спора – во всем.
90 лет назад, 22 октября 1919 года, красные нанесли поражение белым под Петроградом. Для одних – победа воевавших за правое дело. Для других – несчастье, упущенная возможность спасения России. Для третьих – что-то еще.
Это – недавняя, неостывшая история. Но ведь и о более давней идут дискуссии, с сегодняшним подтекстом. 22 октября 1612 года Минин и Пожарский изгнали поляков из Москвы. Сим фактом, кажется, согласие и исчерпывается. Смутному времени соответствуют смутные представления о нем.
Петровскую эпоху считать смутной не принято. Но ясности с нею не больше. Сегодня годовщины сразу двух событий, связанных с Северной войной. 22 октября 1702 года русскими войсками была одержана первая серьезная победа над шведами – взята крепость Орешек, переименованная Петром в Шлиссельбург. А 22 октября 1721 года, когда война была победоносно завершена, сенаторы преподнесли царю титулы Великого, Императора и Отца Отечества. Тот – так и быть! – согласился.
И здесь календарь преподносит нам нечаянную, но довольно ехидную пародию на титулование Петра I. 22 октября 1918 года из кремлевского кабинета передали заявление его хозяина: «Прошу зачислить меня в члены профессионального Союза советских журналистов. Вл. Ульянов (Ленин)». Советские газетные волки, конечно, уважили эту просьбу. Ленин, как известно, на анкетный вопрос о профессии отвечал: журналист. Не мог не понимать роль средств массовой информации – хотя четвертой властью их тогда еще не называли.
Сегодняшней публике все эти события и персонажи видятся главным образом в актерском исполнении. Причем издавна здесь наблюдалось жанровое однообразие: героическая драма, трагедия – вот и все. На этой драматургии воспитывались поколения не только зрителей, но и самих актеров. Не была исключением и родившаяся 22 октября 1844 года великая французская актриса Сара Бернар (ум. 1923). «Божественная», как ее называли.
Сара Бернар прекрасно знала, что наш мир исполнен противоборства и противостояния. Она, по словам Сергея Волконского, «прекрасно владела полярностью переживаний – от радости к горю, от счастья к ужасу, от ласки к ярости, – тончайшая нюансировка человеческих чувств». По существу, похоронила театр классицизма – но в пришедшем ему на смену романтизме развенчание героев и монархов не предусматривалось. Но легендаризировала она и сама себя – войдя тем самым в круг тех, чьи роли исполняла на сцене. Была, наверное, первой суперзвездой в истории мирового театра. Была Клеопатрой, Жанной д'Арк, исполняла даже мужские роли – Гамлета, Орленка (сына Наполеона I)...
Пишу это – и испытываю ощущение некоторой внутренней неловкости. Сам-то никогда игры Сары Бернар не видел, полагаюсь на суждения ее современников. Театральное искусство обременено проблемой своей эфемерности даже сегодня, когда существуют и кино, и видео. Сара Бернар первой из великих актрис обратилась к кино и увидела себя на экране, но зенит ее творчества был тогда уже позади. Но нам ничего не остается, как повторять чужие слова. Главное – не мнить себя знатоком того, чего не знаешь из первых рук, не уподобляться тому персонажу Жванецкого, который считался знатоком Запада, так как своими глазами видел человека, побывавшего в Дании.
Люди письменной культуры, что и говорить, всегда были в гораздо более благоприятном положении с точки зрения вечности. Но ведь и они доходили и доходят до читателей через цепочку посредников. Без издателя, скажем, куда? 22 октября 1818 года родился русский издатель, меценат и коллекционер Козьма Солдатенков (ум. 1901). Книги великих историков, мыслителей, знатоков искусств прошли через его руки. Без человека, который занимает свое настоящее место тогда, когда это требуется, – без такого посредника культура не живет. Будет так же исчезать, как мастерство актера в эпоху до кинематографа.
Это противоборство преходящего нашего бытия с «вечности жерлом» было важнейшей темой и тревогой родившегося 22 октября 1870 года великого русского писателя Ивана Бунина (ум. 1953). Писателя, признанного классиком задолго до Нобелевской премии 1933 года, но далекого от иллюзий о возможности гармонии между человеком и миром. Писателя, решившегося не просто на эмиграцию после 1917 года, но на внутренний разрыв с Отечеством, с тем выбором, который оно сделало. Мотивы у Бунина при этом были разноречивые.
Илья Эренбург в своих мемуарах вспоминает, как в 1918 году Бунин сидел в одном московском кафе и кто-то прочел свое стихотворное сочинение: «И останется от русского царства икра рачья/ И на высоком колу голова Пугачья». Бунин сказал: «Извините, слушать такое не могу» и ушел. Значит ли это, что для него столь важна была именно судьба «царства», та «слава, купленная кровью», о суете и тщете которой писал Лермонтов? Трудно сказать. Уехав в Одессу, он писал там «Окаянные дни» – дневниковую прозу. И в ней самое любопытное сегодня, по-моему, – слова и жесты эстетической или лингвистической оппозиции происходящему. Бунин наталкивается на упоминание матроса-большевика Дыбенко – и выводит его суть из этимологии этой фамилии. Издевается над цирковой программой, в которой обещана «пресловутая свинья»┘
В свое время Бунин записал слова Чехова: «Толстой умрет – и все полетит к черту». «В литературе?» – спросил Бунин. «И в литературе тоже», – ответил автор «Мужиков» будущему автору «Деревни»...
