Петр Спивак
Эмиль Гилельс был равноправным собеседником великих композиторов.
Фото с сайта www.emilgilels.com
Что такое 19 октября? Ответ наготове: лицейская годовщина... Неважно, что 19 октября 1811 года, когда в Царском Селе под Санкт-Петербургом открылся лицей, – это по-новому 31-е. Звук и ритм Пушкина сильнее календарной арифметики. И лицей этот был малой площадкой, где пестовалась элита. А элита, осмелюсь заметить, есть не что иное как норма, то благо, которое достижимо – хотя бы для немногих. Пушкин и его однокашники были порослью непоротой элиты, говорящей с Европой на одном языке и вырабатывающей ту русскую культуру, которая становилась классикой. В известном смысле все мастера русской культуры более близких к нам времен – наследники этого круга.
Один из них – родившийся 19 октября 1916 года великий пианист Эмиль Гилельс (ум. 1985). Интерпретатор великой музыки, он был ее творцам равновеликий и равноправный собеседник. В 1938 году Эмиль фон Зауэр, немецкий пианист-виртуоз и композитор, учившийся у Ференца Листа и Николая Рубинштейна, сказал о Гилельсе – победителе международного конкурса в Брюсселе, что не слышал такого дарования со времени своих учителей. При том, что «конвертируемость» нашей культуры, ее способность или неспособность развиваться заодно с мировым культурным процессом издавна была нашим больным местом.
В тоталитарном государстве он, великий художник, был обречен нести бремя государственного представительства. Аристократизм Гилельса, о котором дружно писали западные критики, был, думается, во многом продиктован необходимостью достойно поставить себя.
В 1920 году Герберт Уэллс в знаменитой своей книге «Россия во мгле» сделал очень точное наблюдение. Композитор Александр Глазунов, с которым Уэллс беседовал, «охвачен нестерпимым желанием снова очутиться в большом, полном жизни городе, с его изобилием... в городе, где он нашел бы вдохновляющую аудиторию в теплых, ярко освещенных концертных залах». И далее: «Наука, искусство, литература – это оранжерейные растения, требующие тепла, внимания, ухода».
Для интеллигентов советской эпохи эта сторона культуры – жизненный вопрос. «Урбанизм», «гедонизм» (и даже «сибаритство»), «аристократизм», но и конформизм тоже, – здесь все сплавлено воедино. Ну а если распределение благ есть монополия государства? Тогда те, кто внутренне с ним не совсем заодно, обречены на двойное существование.
Александра Галича, который родился 19 октября 1918 года и умер в 1977-м в эмиграции после того, как многие годы был процветающим драматургом и киносценаристом, без этого не понять. Его детство прошло в московском Кривоколенном переулке, в доме Веневитинова, где когда-то Пушкин впервые читал «Бориса Годунова». Узок круг.
«Водевили», «романтическая мура, вроде «Вас вызывает Таймыр» и «Походного марша», – это позднейшие слова самого Галича, уже ставшего поэтом, о своих рассчитанных на советские фильтры текстах. Метанойя, как говорили древние греки. Перемена сознания. А преемственность – в чем?
Его герои знают, почем этому уютному узкому кругу цена и почем в мире тепло. Тот, из великой песни «Облака», прошедший лагеря, – знает не понаслышке. «Облака плывут в Абакан, /Не спеша плывут облака. /Им тепло, небось, облакам, /А я продрог насквозь, на века!» Созвучия: «Абакан», «облака». Поэзия эпохи ГУЛАГа. «Промолчи – попадешь в палачи» – это тоже Галич.
Классик, да. Но у него не было гилельсовских залов и студийных записей. Он пел в квартирах, на кухнях. Канонических редакций его песен нет. Авторские оговорки, вздохи и всхлипы слушателей. Тех, кто были его средой. Опять-таки узким кругом.
┘Сегодня исполнилось бы 50 лет Галине Ковальской – историку, правозащитнику, публицисту.
Печататься ее подтолкнула Виктория Чаликова. Ровно 20 лет назад на моем столе в журнале, куда я только что устроился работать, оказалась подготовленная Галей стенограмма одного из «круглых столов» по острым гуманитарным проблемам, проходивших у нее в ИНИОНе. И – редчайший случай – править было нечего. Но она, несмотря на все предложения, писать «от себя» не собиралась. Считала – это не ее. Начала позже. И стала одной из звезд «Нового времени», «Итогов», «Еженедельного журнала»┘
Ей ничего не надо было объяснять. Любую мысль подхватывала на лету и развивала как-то очень по-своему. И до донышка знала факты.
В декабре 2002 года на «Эхе Москвы» была передача о беженцах, которых высылают из Ингушетии обратно в Чечню. Приглашенный видный московский чиновник говорил о том, что должно быть. А Галя – о том, что видела и каково приходится людям. Чиновник что-то лепетал, размазанный по стенке фактами.
В ее очерке «Тупой твердый предмет» – о деле Буданова – слова трезвой доброты: «Запредельность будановского случая именно в том, что ни общество, ни армия не хотят торжества правосудия». У нас можно встретить правосознание и гуманность как черты частных лиц. Из узкого круга. На уровне общества в целом – это не приживается.
В мае 2003 года Галя разбилась на вертолете, тушившем лесной пожар под Читой. Не в вертолете дело. Нет воздуха.
Мне казалось, что я за нею, как за каменной стеной: раз есть правозащитник моего поколения – значит, дело живет. А теперь – пустота, которая зияет.
