Петр Спивак
Стихия Игоря Костолевского – мягкость, открытость, обаяние.
Кадр из фильма «Звезда пленительного счастья»
Век живи – век учись. То, что кажется азбучным, становится таковым лишь тогда, когда кто-то укажет пальцем.
«Первая мировая война» – словосочетание привычное. Можно подумать, что она так называлась чуть ли не с первых дней. Известно, правда, что в дореволюционной России официальные пропагандисты именовали ту войну Великой Отечественной – напоминая тем самым о славе 1812 года. Потом было в ходу определение «империалистическая». Но, оказывается, на пути к современной терминологии заплутали не мы одни. И лишь 10 сентября 1918 года английский журналист и историк Чарльз Репингтон впервые употребил общепринятое ныне название. Война шла уже пятый год, погибли миллионы людей, до перемирия оставалось всего два месяца, а порядкового номера этого всемирного бедствия еще не было! Что-то вроде древних греков, которые не знали, что они древние┘
Зато потом перспектива нумеровать мировые войны уже не вызывала вопросов. Более того, для многих не было принципиальной проблемы в том, чтобы эти войны вести. Ровно 50 лет назад, 10 сентября 1959 года, китайский коммунистический вождь Мао Цзэдун произнес самое, пожалуй, знаменитое и одиозное свое изречение: «Войны не нужно бояться┘ Атомная бомба не страшнее бумажного тигра. Если погибнет половина человечества – это не имеет значения. Не страшно, если останется и одна треть. Зато империализм будет сметен, повсюду воцарится социализм... Победившие народы┘ построят свое подлинное прекрасное будущее».
Вообще, похоже, в десятый день сентября испокон веку излюбленное занятие было – жечь и убивать. В 587 году до н.э. по приказу вавилонского царя Навуходоносора сожгли храм и дворец в Иерусалиме. В 1349 году в Германии в Констанце сожжены были все евреи – их обвинили в том, что распространяют чуму. В 1580 году Ода Нобунага, первый объединитель Японии, сжег близ Киото храм одной из сект, который был центром формирования войск его противников. А в 1944 году Генрих Гиммлер приказал убивать членов семей военнослужащих, дезертировавших из вермахта┘
Обычно те, кто жжет, убивает или собирается это делать, уверены в своей правоте, во-первых, и в эффективности, даже чудодейственности насилия, во-вторых. Оно и восприниматься со стороны должно, с их точки зрения, как волшебное действо. Персонаж чеховской «Дуэли» Лаевский при всей своей мягкости, принципиальной нежесткости даже, произносит чеканную фразу: «Деспоты всегда были иллюзионистами». И с этим приговором не поспоришь.
Фраза эта сегодня как-то сама собой приходит на ум по поводу одной знаменательной даты. 110 лет назад, 10 сентября 1899 года, родился человек, который не жег и не убивал. Звали его Вольф Мессинг (ум. 1974), и был он телепат, гипнотизер, иллюзионист и т.д. и т.п., а официально – артист эстрады. В СССР Мессинг появился, бежав из оккупированной нацистами Польши. Обыкновенным советским зрителям на своих концертах демонстрировал главным образом чтение их мыслей, а для вождей – прежде всего для Сталина – предсказывал будущее. Впрочем, сведения о его отношениях со Сталиным, с правоохранительными органами и спецслужбами, равно как и прочие рассказы из мессинговской биографии и его мемуары, в основном недостоверны. Экстрасенсорные способности этого мага объясняются навыками так называемой идеомоторики, то есть угадывания намерений испытуемого по движению мускулов, заметному на специально тренированный взгляд.
Но вернемся к герою Чехова. Справедлива ли обратная логика – был ли иллюзионист деспотом? Я думаю, был, хотя и не в традиционном понимании этого слова. Ведь его воздействие на аудиторию – по сути дела, суггестивное, минующее разум и личностное начало. Гипноз, короче говоря. А как сформулирована суть деспотической власти, принцип действия ее механизма, в «Кроликах и удавах» Искандера? «Наш страх – их гипноз. Их гипноз – наш страх». В позднесоветские времена иррациональная стихия вообще была в моде и в чести. Есть, наконец, роман Фейхтвангера «Братья Лаутензак» об успехе магов в скатывающейся к нацизму Германии┘
Настоящее же искусство тем и отличается от гипноза, выдающего себя за высшую истину, что адресовано не от сверхличности к толпе, а от личности к личности.
Актер Игорь Костолевский, родившийся 10 сентября 1948 года, – очень наглядный, очень подходящий в этом случае пример. Зрителям он запомнился прежде всего в роли Ивана Анненкова, кавалергарда и декабриста, в фильме Владимира Мотыля «Звезда пленительного счастья». Потом был поставленный Михаилом Козаковым телевизионный фильм «Безымянная звезда», где Костолевский сыграл учителя гимназии из провинциального румынского городка. В общем, даже по случайной перекличке названий получается звездная артистическая биография. И это, заметьте, без всякой холодной надмирности, без исступленного величия и внехудожественного колдовства.
Часто забывают, кстати, что Костолевский – не только киноактер, но и театральный. Мастер, игравший Треплева в «Чайке», Ивана в «Братьях Карамазовых», Аполлона в «Орестее»┘ Неуютные, скажем так, персонажи, но переплавленные искусством.
Сам Костолевский в одном из интервью заметил, что у нас и публике, и режиссерам прежде всего хочется, чтобы все было «или ура, или караул». А обыкновенные люди – уже не так интересны. Вот это ему и претит. Костолевскому хочется играть личностей, которые отстаивают свое собственное достоинство, а не повелевают другими людьми.
...Между прочим, театральное искусство в России может отмечать сегодня день рождения. 10 сентября 1756 года указом Елизаветы I был учрежден у нас первый публичный театр. И слово «актриса» впервые зафиксировал именно этот документ.
