Петр Спивак
Александр Филиппенко в роли Азазелло. Иным этого демона уже не представляешь.
Кадр из телесериала «Мастер и Маргарита»
Что весь мир театр и люди в нем актеры, человечество узнало от самих актеров. С тех пор информационные потоки возросли миллионнократно – а запоминается из них что? Жесты, фразы, выигрышные сцены – по всем законам театральности.
Собственно, понимать это начали еще в древности, когда не было не то что электронных СМИ, но даже печати. Марк Туллий Цицерон, само имя которого стало нарицательным, 2 сентября 44 года до н.э. произнес первую из 14 своих речей против Марка Антония – «филиппик», как сам знаменитый римский оратор их назвал в память о своем греческом предшественнике Демосфене, обличавшем Филиппа Македонского. И тогдашние, говоря современным языком, политические элиты заслуги Цицерона по-своему высоко оценили – включили его в списки врагов народа и зверски убили.
«Враг народа» – словосочетание приснопамятное. Древнеримская риторика, юридическая и политическая терминология, как известно, были подхвачены и получили широкое хождение в Новое время, особенно в периоды революций. Во Франции 2 сентября 1792 года Дантон и Марат предложили начать массовый террор против аристократов, и в Париже начались погромы. А к Великой французской революции, в свою очередь, апеллировали большевики. И 2 сентября 1918 года, после покушения на Ленина, ВЦИК объявил страну военным лагерем и провозгласил начало «массового террора против буржуазии и ее агентов».
Правилами давно расписано, как оформлять в виде слов и жестов действия тех, кто облечен властью. 2 сентября 1812 года Наполеон I со своей армией вступил в Москву, и у него, надо полагать, по этой части все было в порядке. Он был персонификацией победоносной силы. В этот же день 1794 года на юге Российской империи была основана Одесса. Согласно легенде, один из одесских первостроителей – знаменитый дюк де Ришелье, французский аристократ на русской службе, мечтал, чтобы это был город красивее Парижа. Но вышло так, что Одессу мысленно соотносили не с Парижем, а с Санкт-Петербургом и называли Южной Пальмирой по аналогии с Северной. Вот только город получился без петербургской официальной парадности. И со своей особой аурой, как средоточие смеховой, комической культуры. Бахтин бы сказал: город-трикстер по отношению к культурному герою Петербургу. Как Санчо Панса рядом с Дон Кихотом┘
Санчо Пансу, кстати, играл (в мюзикле «Человек из Ламанчи») один из любимейших в нашей стране артистов – родившийся 2 сентября 1926 года Евгений Леонов (ум. 1994). И в самом деле, кому же было взяться за эту роль, как не ему? Обаятельно-простодушный и в то же время чуть хитроватый на вид толстяк, даже увалень┘ Разумеется, за этими очевидными чертами его облика – стократно усиливающая их неохватность актерского диапазона: ведь он мог сыграть абсолютно все. И Лариосика в булгаковских «Днях Турбиных», и царя Креона в «Антигоне» Ануя, и Тевье-молочника в «Поминальной молитве» по Шолом-Алейхему, и Винни Пуха за кадром «мультика». От комической бесконечности до трагической. Но что осталось в зрительской памяти, чем держится в ней его образ? В очень большой степени – слова, фразы, коронные реплики, произносимые неповторимым голосом. И здесь, конечно, главную нагрузку несет кино, фильмы, которые в отличие от спектаклей видели все.
Всё ведь на слуху, будто вчера услышано в кинокартинах, названия которых и напоминать-то излишне. «Тостуемый пьет до дна!» «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро!» «Хорошо сидим!..» «Пасть порву, моргалы выколю!» «У тебя в голове мозги или кю?» Последние две цитаты, ставшие уже поговорками, призваны выразить вроде бы не лучшие человеческие черты и типы. Но – обезвреженные, пересозданные искусством, фразы эти словно бы смеются над самими собою.
Что ж, актерское мастерство увековечивает себя в звучащем слове легче, надежнее, чем в визуальной образности. Но, кроме голоса, есть в распоряжении у актера и такие средства выразительности, которые предполагают уже вторжение в сферу литературного творчества.
Сегодняшний день богат на дни рождения больших актеров – и среди них назову двух, к кому последнее наблюдение прежде всего относится. 2 сентября 1935 года родился Валентин Гафт, который не только актер театра (в «Современнике» – вот уже 40 лет!) и кино (где ассоциируется у зрителей прежде всего с рязановскими фильмами). Есть еще и такое явление, как эпиграммы Гафта. Он сам сказал о них так: «Гафт очень многих изметелил/ И в эпиграммах съел живьем./ Набил он руку в этом деле,/ А остальное мы набьем». Будущим театро- и литературоведам придется, наверное, работать до седьмого пота, чтобы в необъятном корпусе приписываемых Гафту эпиграмм разобраться, какие из них и в самом деле принадлежат ему, а какие – всего лишь подделка. Но тот факт, что возникает само желание имитировать Гафта, уже говорит о многом. Другой популярнейший артист – Александр Филиппенко, которому сегодня исполняется 65 лет, вроде бы на лавры эпиграмматиста не претендует. Но если спросят, кто из актеров лучше всего разбирается в литературе, тоньше всего ее чувствует, – я бы назвал Филиппенко если не первого, то одного из первых.
У него классическая, знаковая в социокультурном смысле биография. Инженер, выпускник физтеха – это в 60-е годы. И тогда же он, как многие в Советском Союзе, уходит из аполитичной вроде бы профессии в продуваемую всеми идеологическими ветрами, терзаемую цензурой театральную сферу. Сначала – знаменитая студия МГУ «Наш дом», впоследствии разогнанная, потом – любимовская Таганка. Потом – на 20 лет! – сонное царство Театра Вахтангова. Но изменились времена, и Филиппенко выпало работать на сцене, например, с Робертом Стуруа, а на экране – дважды сняться в «Мастере и Маргарите»: сначала Коровьева (увы, фильм не увидели зрители), потом Азазелло. И сверх того – работа чтеца. Филиппенко сыграл моноспектакль по «Одному дню Ивана Денисовича», читает Зощенко, Довлатова, Юлия Даниэля┘ Что тут сказать? Безукоризненный вкус – и этого достаточно.
Это ведь не только для актеров хорошее правило...
