Петр Спивак
От привычных своих киноролей он стремился к чему-то большему.
Фото с сайта Витторио Гассмана
Первое сентября. День знаний. Дети, в школу собирайтесь┘ Увы, в не отличающейся хорошей успеваемостью учеников школе истории это еще и день злодеяний. Ровно 70 лет назад, 1 сентября 1939 года, началась Вторая мировая война – нацистская Германия напала на Польшу.
Руки Гитлера были развязаны советско-германским пактом. Сговорились два диктатора, каждый из которых готовился к новой мировой войне в соответствии со своими планами. Сталин, выждав, двинул свои войска в Польшу 17 сентября.
А первый удар приняли на себя те, кто оказался между Молотовым и Риббентропом. В вольном городе Данциге (ныне Гданьск), об аннексии которого сразу же объявили нацисты, служащие польской почты в течение 15 часов держали оборону от войск СС и были затем расстреляны; близ Данцига на полуострове Вестерплатте семь дней сражались защитники польского Военно-транзитного склада┘
Перечень актов и жестов насилия, приходящихся на день 1 сентября, просто поражает. От 1 сентября 70 года до н.э., когда войско римского императора Тита захватило и разрушило Иерусалим, до захвата чеченскими боевиками заложников в школе № 1 североосетинского города Беслан 1 сентября 2004-го. Между этими вехами много чего уместилось. Так, 1 сентября 1983 года советским истребителем был сбит южнокорейский пассажирский «Боинг-747», сбившийся с курса и летевший над территорией СССР. Погибли 269 человек.
Причудливы бывают закономерности случайных (или не очень случайных) совпадений.
1 сентября 1614 года все евреи были изгнаны из Франкфурта-на-Майне, а 1 сентября 1938 года – из Италии (кроме поселившихся в стране до 1919 года). 1 сентября 1941 года нацисты обязали евреев носить на одежде желтую шестиконечную звезду, а 1 сентября 1939-го Гитлер приказал уничтожать всех умственно отсталых. В тот самый день нападения на Польшу.
Еще пример. 1 сентября 1785 года Наполеон Бонапарт начал военную службу в чине артиллерийского поручика в Гренобле. А 1 сентября 1870 года французская армия была разгромлена прусскими войсками под Седаном, и в плен попал сам император Наполеон III – племянник Наполеона I. Что называется, круг замкнулся.
Наконец, в зловещий день 1 сентября появились на свет глава тех 18 террористов-смертников, которые 11 сентября 2001 года совершили теракт в Нью-Йорке, – Мохаммед Атта (1968–2001) – и один из самых могущественных главарей нью-йоркской мафии Карло Гамбино (1902–1976)┘
Мафиозо – это, пожалуй, меньшее зло, чем террорист. Но преступник в кино чаще всего еще менее страшен, чем его «коллега» в жизни. Так что от реального уголовника обратимся к актеру, прославившемуся исполнением подобной роли на экране. 1 сентября 1922 года родился итальянский артист театра и кино Витторио Гассман (ум. 2000). Этапным для него стал фильм Джузеппе Де Сантиса «Горький рис» (1949), где он сыграл Вальтера – бандита и сердцееда. Потом выступал как один из наиболее заметных исполнителей в «комедиях по-итальянски». Но при этом всегда стремился выйти за пределы привычного круга. Снялся в роли Анатоля Курагина в «Войне и мире» Кинга Видора, а в театре был и Гамлетом, и Кином. В последние годы жизни жалел, что никогда не играл в пьесах Чехова, и вспоминал удары топоров в финале «Вишневого сада». Удары судьбы, неумолимость рока.
Рок, судьба. Понятия, идущие из Древней Греции. 1 сентября 1855 года родился великий русский поэт и эссеист, чье творчество неотделимо от античных представлений, античных тем и сюжетов, – Иннокентий Анненский. Его, кстати, называли Чеховым русской поэзии. Он и внешне был похож на автора «Вишневого сада». А смерть его – на ступенях Царскосельского вокзала в Петербурге в 1909 году – напоминает трамвайную смерть поэта Живаго в романе Пастернака. Ахматова написала о нем так: «┘А тот, кого учителем считаю,/ Как тень прошел и тени не оставил,/ Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,/ И славы ждал, и славы не дождался,/ Кто был предвестьем, предзнаменованьем,/ Всех пожалел, во всех вдохнул томленье –/ И задохнулся...» Поэт умирает от отсутствия воздуха – так сказал Блок о Пушкине.
Анненского у нас всегда считали поэтом для поэтов. Хотя все знают его «Среди миров, в мерцании светил┘». И потом, эти его бесконечные перепевы тоски┘ Даже в названиях стихотворений: «Тоска припоминания», «Тоска мимолетности», «Тоска возврата», просто «Тоска». А уж в самих строках – без счета. И это норма. Норма человеческого существования. Чудо печали, как говорил Василий Гроссман.
Эта тема печалования обо всем на свете, о вещах и людях, неожиданно сближает Анненского с писателем, во всем с ним решительно несходным, – с Андреем Платоновым (1899–1951). Родившимся, вообще-то, 28 августа, но так уж повелось, что отмечается 1 сентября. Сейчас – 110 лет со дня рождения.
Когда речь идет о Платонове, непременно говорят о его языке. Невозможном, невероятном. Иосиф Бродский писал, что «Платонов непереводим и, до известной степени, благо тому языку, на который он переведен быть не может». Он застал и выразил мир катастрофический, в котором изверглась лава из архаических земных (народных) глубин. Но если, например, Булгаков в потоке лавы все-таки стоял на затопленной ею твердой почве, то Платонов был голосом из глубины этой лавы. Он, по словам того же Бродского, «сам подчинил себя языку эпохи». И открывает нам существо русской революции как ни один писатель.
Ключевая метафора Платонова – «вещество существования». Потому что его сокровенные человеки непривычны к отвлеченностям и говорят об абстракциях как о вещах вполне материальных, которые под пером писателя тут же возгоняются в абсолют. «И Макар пошел в барак кушать из котла, чтобы поддержать в себе жизнь для дальнейшей лучшей судьбы»┘
Ан нет, не получается. Осуществление утопии несет гибель. Котлован, и ничего больше. Гибелен сам язык. Невозможность подражать Платонову, идти платоновским путем – это проявление той самой шаламовской абсолютной отрицательности, она же адорновская невозможность поэзии после Освенцима.
А вот понимание абсолютной отрицательности есть уже положительный опыт.
