Петр Спивак
Ну и жизнь: даже на гвозде не удалось удержаться.
Олег Целков. Падающая маска
Аристократия (как и демократия) – термин из Древней Греции. Власть лучших. Откуда только этих лучших брать, в каких пробирках выращивать?
Наследственная элита, аристократия как слой – не единственный возможный способ. Еще один греческий термин – евгеника, то есть улучшение наследственных качеств человека. Ученые стали задумываться об этом в XIX веке, занялись, в частности, изучением родословных тех же аристократов. В нашей стране в 20-х годах было создано Русское евгеническое общество, и возглавил его выдающийся генетик Николай Кольцов, который родился 15 июля 1872 года. В своих лекциях и статьях он отмечал вещи, в те времена немодные. Например, происхождение Ломоносова – Холмогоры были местом ссылки опальных бояр. Или состояние российского генофонда, который, по мнению ученого, от революции пострадал больше, чем от войн. Кольцову этих суждений не простили, и «опальным боярином» сделался он сам. Прикрыли и евгенику, и генетику, а Институт экспериментальной биологии, который Кольцов создал и в котором он был директором, обезглавили. Разве что позволили ученому умереть на воле в 1940 году.
Аристократические слои, различные элиты и элитные группы существовали всегда. Одним из отцов теории элит был Вильфредо Парето. Сын итальянского маркиза-либерала, эмигрировавшего во Францию, он родился в Париже 15 июля 1848 года. Тема работы сплеталась с судьбой. Парето занимался и экономикой, и социологией, и статистикой. И установил, что 20% итальянских домохозяйств получают 80% доходов. Потом другие ученые выяснили, что это соотношение универсально: 80% результата создаются благодаря 20% затрат труда (и вообще 20% причин). Аристократизм в математической форме.
Лет двадцать назад замечательный поэт и журналист Александр Аронов, Парето наверняка не читавший, сказал в курилке замечательную вещь: достаточно из свободы, из искусства, из науки удалить, вырезать одну малую долю ради сохранения целого – и окажется, что его больше нет, что все целое заключалось как раз в той малой доле, которой мы пожертвовали. Такие опыты делались многократно. Элита всегда под ударом – ведь по самой своей природе она выделяется, «высовывается». «История – это кладбище аристократий», – заметил тот же Парето.
15 июля 1937 года в нацистской Германии близ Веймара – города Гете, Шиллера и республиканской Конституции – был основан концлагерь Бухенвальд. И в тот же день в СССР открыли 128-километровый судоходный канал Москва–Волга имени Сталина. Четыре года и восемь месяцев его строили заключенные. В значительной своей части – из бывшей элиты.
Потом, когда советское гидротехническое строительство, основанное на рабском труде зэков, уже потеряло былые масштабы, Фазиль Искандер в стихах, посвященных Юрию Домбровскому, словно выдохнул – вынес приговор социалистическому созиданию: «Отбушевали карнавалы/ На муравейнике труда./ Какие долгие каналы!/ Какая мелкая вода!» Вот оно что. Измельчание жизни и человека.
Индустриальная эпоха поставила мир перед этой проблемой еще до зарождения тоталитарных диктатур. Стандартизация, унификация, конвейерная сборка... Волна обезличивания накрывала мир. С элитарностью – очевидное противоречие. Как и с культурой, искусством, творчеством.
Сегодня день рождения немецкого философа, критика, писателя Вальтера Беньямина (1892–1940), который в 1936 году написал об этом процессе одну из основополагающих работ. Называлась она «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости». Беньямин исследовал, как меняется в наши дни природа художественных явлений, прежде всего связанных с кино и фотографией.
Конечно, проблема копий, проблема подлинников и подделок существовала издавна. У работ одного из величайших художников мира Рембрандта ван Рейна, который родился 15 июля 1606 года и умер в 1669 году, было огромное количество копий, над атрибуцией которых седели искусствоведы. Но это было все же сравнительно частной трудностью на фоне подлинности и неповторимости как высших качеств. Всякая репродукция была неминуемо ущербна. Но все меняется.
С другой стороны, искусство способно сделать стандартизацию и обезличивание предметом осмысления – и таким способом по-своему, на своей художественной «территории» преодолеть его. 75 лет исполняется сегодня российскому художнику Олегу Целкову. Его живопись – о человеке, который перестал быть личностью. В мире Целкова нет личности, а потому – этимологическая связь значима – нет лица. Одни жутковато-комичные маски. Шаблонность и измельчание идут рука об руку.
