Петр Спивак
Мэрил Стрип вся из нормальной и полнокровной мирной жизни. Но драмы и трагедии где-то рядом.
Фото Reuters
Историческая годовщина, отмечаемая у нас сегодня, вроде бы знакома всем и каждому. Но задумаемся над привычными вещами, над тем, о чем обычно не задумываются.
Великая Отечественная война, начавшаяся 22 июня 1941 года, была составной частью Второй мировой войны. Но ведь в странах, которые были тогда нашими союзниками (а равно и противниками), отдельных названий для нашей войны и для «их» войн не существует. Мировая – она мировая и есть. А отдельное название – знак обособления, наделения особым, отдельным смыслом. Откуда оно взялось?
Советское название войны ввел Сталин в радиообращении к народу 3 июля 1941 года. Это повтор русского официального названия Первой мировой (пока та не превратилась в империалистическую), которое, в свою очередь, указывало на преемственность по отношению к Отечественной войне 1812 года. Отечественная – значит национальная по своему характеру, война в национальных интересах. Тогда как шла именно мировая война, противоборство различных концепций мироустройства. По Твардовскому: «Смертный бой не ради славы –/ Ради жизни на земле».
В каждой стране, конечно, свои памятные даты. В Англии, например, 22 июня – день вполне мирный. 22 июня 1675 года указом короля Карла II была создана Гринвичская обсерватория. От Гринвичского меридиана все страны ведут отсчет долгот и часовых поясов. А 22 июня 1772 года главный судья Королевской скамьи Уильям Мюррей (будущий лорд Мансфельд) положил начало отмене рабства в Великобритании, постановив, что британские законы не дают основания рабовладению. Оценим осторожный минимализм формулировки. Ее оказалось достаточно.
Зато в Германии 22 июня стало датой с военным акцентом задолго до 1941-го. Для военно-патриотического сознания, ставшего питательной средой нацизма, это был день гнева: 22 июня 1919 года Веймарская ассамблея, приняв ультиматум Антанты, проголосовала за подписание Версальского мирного договора (что и произошло через шесть дней). И в 1940 году, когда Гитлер разгромил Францию, именно в этот день последняя фактически капитулировала в Компьенском лесу под Парижем – в том самом штабном вагоне, где Германия подписала перемирие в 1918-м. Двумя годами ранее, 22 июня 1938 года, нацисты ввели всеобщую воинскую и трудовую повинность. Если же обратить отсчет времени вспять, то мы увидим, с чего начинаются война и тирания. 22 июня 1933 года германским чиновникам предписали доносить на инакомыслящих коллег. А задолго до Третьего рейха, 22 июня 1784 года, в Баварии был издан указ о роспуске обществ, не разрешенных правительством. Позже один французский историк съязвил: в Германии никогда не будет революции, потому что ее запретила бы полиция.
Как раз 22 июня день рождения не революционного, но одного из самых антивоенных немецких, да и не только немецких, писателей – Эриха Марии Ремарка (1898–1970). Нацисты жгли его роман «На западном фронте без перемен», крича на международном языке штурмовиков и погромщиков: «Против литературного предательства солдат Первой мировой, за воспитание народа в духе реализма!..» Между прочим, одним из ходовых обвинений советской официальной критики по адресу писателей, осмеливавшихся говорить правду о войне, был ремаркизм┘
В нынешнем году исполняется 80 лет этому роману о потерянном поколении. Потом у Ремарка были другие книги – о послевоенном-межвоенном немецком житье, об эмигрантах, о Второй мировой, но главной осталась эта, первая. Написал он ее, кстати, отчасти в квартире своей тогдашней приятельницы, актрисы Лени фон Рифеншталь, в то время безработной, а позже режиссера «Олимпии» и «Триумфа воли» – документального кино во славу рейха.
Гитлер объявил, что фамилия Ремарк – это анаграмма от фамилии Крамер (версия, которая в ходу до сих пор) и что он потомок французских евреев. «Я не был ни евреем, ни левым, – говорил сам писатель. – Я был воинствующим пацифистом». То есть евреем по духу – была у нацистов такая категория учета. Но, купаясь в славе, политической активности не проявлял, за что его осуждал, например, Томас Манн. Самого же повсеградно оэкраненного Ремарка, принявшего американское гражданство, тяготила атмосфера Голливуда его блеском. Симметрия┘
Помню, меня при чтении «На западном фронте без перемен» поразило вот что: человечность немецкого солдата. Ничего похожего на то, что известно о Второй мировой. Все меняется, и нередко к худшему. Есть вещи, которые не восстанавливаются. Об этом и «Возвращение», и «Три товарища». Неизбывная и неотвязная проблематика европейской истории.
Она же – у отмечающего сегодня 65-летие выдающегося австрийского актера Клауса Марии Брандауэра. Кто видел его в главной роли в фильме Иштвана Сабо «Мефисто» – не забудет. Но он играл и начальника австро-венгерской разведки полковника Редля, и революционера Дантона, и – снова треклятая война – в «Детском саде» Евтушенко немецкого офицера, который допрашивает пленного советского солдата в оккупированной Ясной Поляне. Расправа над пленными партизанами есть, кстати, и у Ремарка в романе «Время жить и время умирать».
И кого еще нельзя здесь не вспомнить, так это одну из самых значительных актрис нынешнего кино – американку Мэрил Стрип. Сегодня ей исполняется 60 лет. И снова по соседству этот повторяющийся военный мотив, совершенно ремарковская тема человека, который прошел войну и не может вернуться к мирной жизни. Я имею в виду, конечно, «Охотника на оленей». Фильм, которого без Мэрил Стрип бы не было.
И не было бы такого великого искусства без ХХ века, будь он неладен┘
