Петр Спивак
Математические штудии и философские размышления иногда неразделимы.
Огюстен Пажу. Паскаль, изучающий циклоиду. Из собрания Лувра.
Можно сказать, самые длинные и светлые дни в году. Дни, подходящие для того, чтобы при свете дня как следует осмотреться в мире и сформулировать для себя основы.
Или просто осмотреться – не обязательно в философских целях. 20 июня 1944 года в США было создано Центральное разведывательное управление – ЦРУ. А 20 июня 1917 года опять-таки в разведывательных целях, но из Великобритании отправили – официально как журналиста – агента в Россию. Звали его Уильям Сомерсет Моэм. Будущий писатель.
Кстати, о России. 20 июня 1803 года в Петербурге состоялся первый в отечественной истории полет на воздушном шаре; через 90 лет, 20 июня 1893 года, была открыта Главная палата мер и весов, основанная Дмитрием Менделеевым, а днем позже на выставке в Чикаго пустили первое колесо обозрения («Чертово колесо»).
Но всех на свете наблюдателей опередил древнегреческий астроном и математик Эратосфен Киренский, который 19 июня 240 года до н.э. доказал, что Земля круглая, и впервые в мире измерил ее радиус. С хорошей точностью, между прочим.
И вот это из раза в раз повторяющееся явление – соседство разных видов наблюдения за действительностью. Знание естественнонаучное, математическое идет рядом с философским, гуманитарным.
И самый классический пример тому дает родившийся 19 июня 1623 года великий французский мыслитель Блез Паскаль (ум. 1662). Математик, механик, философ, эссеист. Человек, который основал теорию вероятностей, написал классические работы по стереометрии, открыл гидростатическое давление. В течение 12 лет он занимался созданием счетной машины – и добился своей цели. «Паскалево колесо» – так называли эту машину. (Почти «Чертово».) Но все-таки центр тяжести Паскалевых свершений приходится, пожалуй, на философскую их часть. Говорить на эту тему можно бесконечно, но один в разных вариациях проходящий через тексты Паскаля лейтмотив настойчиво требует внимания. Тем более если учесть, какое значение придавал Паскаль мысли как таковой. Вплоть до призыва: «Будем же учиться хорошо мыслить: вот основной принцип морали».
«Человек предназначен для бесконечности», – утверждал Паскаль. Но он, по Паскалю, – не более чем мыслящая тростинка. Он слаб и ничтожен – но способен думать и понимать, в том числе и то, как он слаб и ничтожен. И это меняет все. Вселенная может его легко убить – и даже не заметит. Но гибнущий человек, может знать, видеть, понимать, что он погибает. А Вселенная на это неспособна. Как и другие существа, которые не наделены человеческим сознанием. Паскаль открывает нам красоту и мужество понимания.
И здесь мне кажется естественным перейти к другому великому человеку, поэту, жившему рядом с нами совсем недавно и от Паскаля очень далекому. Но сначала – небольшое воспоминание.
Летом 1980 года я был на военных сборах после института. В один из дней нас, вчерашних студентов, повезли в отдельный учебный пункт на утлом грузовичке, в кузове которого стояла бочка с взрывчаткой и вдобавок рядом, в нарушение всех правил, ящик с взрывателями. По размытой дождями ухабистой дороге мы ехали, словно плыли по морю в шторм. Я сидел на бочке с порохом и думал, что если сейчас, не дай бог, рванет, то ничего и почувствовать не успею. И вдруг начал шептать давно знакомое – монолог солдата, убитого подо Ржевом.
«Я не слышал разрыва /И не видел я вспышки: /Точно в пропасть с обрыва – /И ни дна, ни покрышки. /И во всем этом мире /До конца его дней – /Ни петлички, ни лычки /С гимнастерки моей┘» И тут начинается реквием.
«Я – где корни слепые Ищут корма во тьме, Я – где в облаке пыли Ходит рожь на холме, Я – где крик петушиный На заре по росе, Я – где ваши машины Воздух рвут на шоссе, Где – травинка к травинке – Речка травы прядет, Там, куда на поминки Даже мать не придет┘»
Звук! Ритм! Это постепенное растекание по миру, слияние с ним, растворение в нем┘ Александр Твардовский развивал, весьма возможно, образ из финала рассказа своего учителя Бунина «Легкое дыхание» – о дыхании, которое теперь развеялось, растворилось┘ Но тогда я думал не о том. Мне вдруг пришла в голову простая мысль: до тех пор, пока я помню и повторяю эти гениальные стихи, ничего со мной не произойдет, не случится. В них, в каком-то смысле, моя жизнь┘
Стихи эти – о человеке наедине с миром. В тот момент, когда он гибнет. Но он человек, и ему дано сказать свое последнее слово – вполне по Паскалю.
Твардовский родился 21 июня 1910 года, то есть, опять-таки уместно напомнить, в один из самых светлых и длинных дней в году. И ушел в декабре 1971-го, в один из самых темных и коротких. Что такого в этой символичности? Да ничего. «И все же, все же, все же»...
Кстати, в эти же дни, 19 июня, юбилей большого писателя, сподвижника и любимца Твардовского – Василя Быкова (1924 – 2003). Надеюсь, у нас еще не забыли, кто это такой и что он написал, как его гнобили литературные и идеологические начальники разных калибров – сначала советские, потом постсоветские (в Белоруссии). Он был выдавлен из лукашенковской Беларуси в эмиграцию и вернулся умирать.
И еще одна дата. 21 июня 1905 года родился французский писатель и философ-экзистенциалист Жан-Поль Сартр (ум. 1980). Много у него, в его текстах и жестах, было всякого намешано. Но одно у Сартра неизменно: человек «осужден быть свободным; выброшенный в мир, он отвечает за все свои действия».
Ни убавить, ни прибавить, как говорил Твардовский. Точка. .
