Петр Спивак
Василий Ливанов в роли знаменитого сыщика с Бейкер-стрит. Работу нашего актера высоко оценили сами британцы.
Кадр из сериала «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона»
История, как известно, поспешает медленно.
23 мая 1592 года венецианский дож Джованни Мочениго написал в инквизицию донос на философа Джордано Бруно: тот, дескать, намерен «стать основателем новой секты под названием «новая философия». Бруно арестовали, и после долгого тюремного заключения, в 1600 году, он был сожжен на костре. Памятник ему на месте казни поставили без малого через триста лет.
22 мая 1801 года при императоре Всероссийском Александре I был образован Негласный комитет для «рассмотрения положений о крепостном состоянии». Имелось в виду подготовить отмену крепостного права. Минуло четверть века, и 24 мая 1826 года следующий император Николай I, тоже в начале своего царствования, издал манифест о незыблемости крепостного права. А в общей сложности дорога заняла 60 лет. Как там гадали мужики в «Мертвых душах»: докатится колесо до Петербурга или не докатится?
А 22 мая 1879 года русская литература удостоилась особой чести. Иван Тургенев стал первым в мире писателем, удостоенным звания доктора гражданского права в Оксфордском университете. Так был отмечен вклад автора «Записок охотника» в отмену крепостного права в России.
Впереди же была целая эпоха, когда заслуги гениев русской словесности заграница успевала оценить раньше, чем их отечество. 23 мая 1918 года навсегда покинул Москву будущий нобелевский лауреат Иван Бунин – начинался его путь на юг, а оттуда в эмиграцию. 22 мая 1967 года открылся IV съезд советских писателей, и другой будущий нобелиат, Александр Солженицын, обратился к нему с самиздатским письмом против цензуры: по его словам, этот пережиток Средневековья «доволакивает свои мафусаиловы сроки едва ли не в XXI век». 22 мая 1970 года группа диссидентов обратилась к советскому руководству и в ООН с призывом освободить Андрея Амальрика, который был арестован за свою работу «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?». А 23 мая года 1987-го в приговоренном историей Советском Союзе прекратили глушение «Голоса Америки»┘
А 24 мая – день рождения еще двух русских писателей – лауреатов Нобелевской премии, притом по своим творческим и общественно-политическим принципам антиподов: Михаила Шолохова (1905–1984) и Иосифа Бродского (1940–1996). Но к шолоховской теме, с ее крайней запутанностью, как-то не хочется обращаться походя, в мимолетных заметках. Зато Бродский, при всей своей сложности, порою даже герметичности, всегда тяготел к краткому и энергичному высказыванию – и словно рассчитывал на сходный ответ.
У него вообще немало афоризмов. От слегка отстраненных («Формула тюрьмы – недостаток пространства, возмещенный избытком времени») до предельно хлестких («Именно армия окончательно делает из тебя гражданина; без нее у тебя еще был бы шанс, пусть ничтожный, остаться человеческим существом»). И, кстати, благодаря афористичности Бродского многие его стихи растащили на цитаты. Ну, хотя бы первое, что приходит на память, – «Письма римскому другу (Из Марциала)». Там что ни строфа, то готовый афоризм. На первом месте по цитируемости, конечно, «И от Цезаря далеко, и от вьюги./ Лебезить не нужно, трусить, торопиться./ Говоришь, что все наместники – ворюги?/ Но ворюга мне милей, чем кровопийца». Но чем больше вчитываешься во вдоль и поперек знакомые строки, тем чаще ловишь себя на ощущении, что глубины и красоты здесь не меньше, чем лаконичности. «Я сижу в своем саду, горит светильник. Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых. Вместо слабых мира этого и сильных – лишь согласное гуденье насекомых».
Повторяю, Бродский не из тех поэтов, кто, что называется, нараспашку. Но заповеди его, адресованные не другим в поучение, а самому себе, кристально ясны. «Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной./ Только с горем я чувствую солидарность./ Но пока рот мне не забили глиной,/ Из него раздаваться будет лишь благодарность». Жест, декларация, да. Но поэтическая. Дьявольская разница, как сказал другой поэт.
И есть у Бродского текст совсем особый, который можно назвать и манифестом, и завещанием. Это Нобелевская лекция, с ее знаменитыми рассуждениями о том, что эстетика – мать этики и политики, и о зависимости поэта от языка. И здесь Бродский дает понять, в чем состоит его историческая задача.
Каждый великий поэт проводит свою реформу поэтического языка. В этом необходимое и достаточное условие его величия. Так вот, реформа Бродского, мне кажется, состояла в том, чтобы ввести русскую поэзию в контекст англоязычной. Английский и американский контекст у него столь всепроникающ, что такой вывод напрашивается. В целом же это можно истолковывать как воссоединение русской культуры с Европой, с (пост)современным миром, который говорит прежде всего по-английски.
И тут вольно или невольно вспоминаешь наши давние ориентиры из мира англоязычной культуры. Начиная – ну хотя бы с Артура Конан Дойла, со дня рождения которого 22 мая исполняется ровно 150 лет. И, разумеется, его героя Шерлока Холмса.
Тут не только в том дело, что он с детства прочитан. Просто – привычна и понятна его давно ушедшая эпоха, эпоха викторианская. Кстати, знаменательное совпадение: 24 мая – день рождения самой королевы Виктории (1819–1901).
В этом, конечно, подводные камни, препятствующие нашему приобщению к англоязычной культуре уже наших дней, постижению сегодняшнего мира. Уютно, привычно... Как раз и навсегда сказал немецкий богослов Пауль Тиллих: мир неопровергнутых утверждений. Из XX столетия Конан Дойл, умерший в 1930 году, застал по большому счету лишь Первую мировую войну.
Но даже при этом условии – с ним нам легче становиться европейцами. Вдумаемся: частный детектив. Частный человек. Понятие частного, принципиально важное для гражданского общества, как говорил наш великий философ Мераб Мамардашвили.
