Ада Горбачева
Истерия вокруг детских органов для трансплантации повысила уровень недоверия к врачу в обществе. Фото PhotoXPress.ru
Эта женщина смотрит телевизор, слушает радио и свято верит в то, что там видит и слышит. Ну, триллеры про охотников за человеческими органами – это многолетние сюжеты. Но сообщения в СМИ о том, что у кого-то после выписки из больницы оказалась только одна почка, – достижения последнего времени. После расследования оказывается, что ничего подобного, однако об этом публика широко не оповещается и тем более никого за публикацию людоедских фантазий не наказывают. Чудеса без последующего разоблачения. Но с тяжелыми последствиями, как у моей соседки.
После принятия закона о запрете иностранного усыновления ужастики о вывозе российских сирот «на органы» пошли сплошным потоком. И ладно бы, если еще из уст звонящих в студию слушателей разных радиостанций. Но и депутаты разных уровней, выступая в эфире или по ТВ, позволяют себе такие зловещие выражения, как «усыновляют, чтобы употребить на органы». А простодушный электорат уж им-то верит.
«Нет ни одного случая использования детей «на органы», – заявляет руководитель Центра трансплантации почки Российской детской клинической больницы (РДКБ) Алексей Валов. – Эти жуткие фантазии ничем не подкреплены. Непонятно, откуда берется такая информация и кто может в нее верить. Если дети пропадают, то это случаи насилия, убийства, но не продажи «на органы». Ни одного факта».
Алексей Валов объясняет, что в России вообще не производится больным детям трансплантация детских органов. В отличие от взрослых, в отношении которых действует презумпция согласия, то есть, если человек при жизни не заявлял, что запрещает использовать свои органы для пересадки, их можно брать, в отношении детей действует презумпция несогласия – нельзя использовать их органы, если не получено согласие родственников. Но в России никто из родителей ни разу не разрешил брать органы своего погибшего ребенка.
В 1992 году в России был принят закон, что можно будет производить изъятие органов у детей после того, как будет разработана инструкция по констатации гибели головного мозга у ребенка. Инструкцию эту так до сих пор и не приняли. А во всех цивилизованных странах такая инструкция принята, и трансплантация детям детских органов выполняется.
У нас детям пересаживают органы взрослых – от родственников, от неродственных доноров. В частности, так часто бывает при пересадке почки. Результаты гораздо хуже, пересаженная почка функционирует в полтора-два раза меньше. Если бы ребенку пересадили почку его ровесника, она росла бы вместе с ним. А так ребенок растет – взрослая почка не растет. Кроме того, взрослую почку можно пересадить ребенку начиная с возраста 7–8 лет. Для младших же такие операции невозможны.
В случае с сердцем вообще нет никаких вариантов. Ребенку можно пересадить только сердце, взятое у его сверстника. Такие операции у нас практически запрещены. Существует международный банк органов для трансплантации, но Россия в него не входит, не состоит ни в одной подобной международной организации. Так что российским детям рассчитывать на получение органов из-за границы не приходится.
Наш разговор с Алексеем Валовым происходил в Международный день почки, отмечавшийся на прошлой неделе. Грустный разговор. Валов пессимистически смотрит на перспективу развития детской трансплантологии в России. Проблему инструкции по констатации гибели головного мозга у ребенка никак не могут решить уже 20 лет. Специалисты обращались с просьбой принять наконец уже разработанную инструкцию к четырем министрам здравоохранения – воз и ныне там.
Строго говоря, воз ныне не там, он не стоит на месте, он пятится назад. Наше общество обрастает предрассудками, сползает куда-то в средневековье, обуреваемое дикими страхами и тотальным недоверием.
