Цена вопроса – детская жизнь

От болезни врачи могут спасти, а от пожара?
Фото Артема Чернова (НГ-фото)

Среди Всемирных дней, посвященных здоровью (или, если хотите, болезни), один вызывает особенный страх и трепет: Всемирный день детей, больных раком, отмечаемый 15 февраля. В этом году – в пятый раз. Говорят, у каждого свой рак, только не каждый до него доживает. Возможно, это и так. Вопрос в том, сколько не доживать до рака. Можно поставить вопрос и по-другому: сколько человек успел прожить до своего рака. Восемьдесят – тоже горько. А если всего восемь?

Онкология – страшное слово. Особенно страшное, когда оно касается детей. По данным Всемирной организации здравоохранения, в 23 развитых странах смертность детей от онкологических заболеваний занимает второе место, уступая лишь смертности от несчастных случаев. В России онкологическая смертность зачастую выходит на первое место среди причин гибели детей. За последнее десятилетие число детей, у которых ежегодно обнаруживают злокачественные опухоли, увеличилось на 20% и сейчас достигло почти 4,5 тыс. На конец 2003 года на онкологическом учете состояло около 9,5 тыс. детей. Столько лишь официально зарегистрированных больных, истинное же число их по крайней мере в полтора раза больше.

Но параллельно с ростом заболеваемости раком растут и возможности его лечения и излечения, особенно у детей. 40 лет назад ребенок, заболевший лейкозом, был обречен. Максимум, что удавалось, да и то у единиц, – протянуть жизнь на 3–5 лет. Вопреки нашему скептицизму, медицинская наука не стоит на месте. Одно из самых ярких достижений ее в ушедшем веке – прорыв в детской онкогематологии. Для российских ученых решающим стало последнее десятилетие. В конце 80-х годов в России выживало не более 10% детей с острыми лейкозами, сейчас – более 70%. Но чтобы получить такие результаты, надо вовремя поставить диагноз и проводить лечение современными методами.

Тридцать лет назад на базе Онкологического центра им. Блохина начала действовать детская онкологическая служба, основоположником которой стал академик Лев Дурнов. До самой своей недавней смерти этот замечательный ученый возглавлял единственный в России и старейший в Европе Институт детской онкологии и гематологии. Каждый год этот институт принимает более 400 детей со злокачественными заболеваниями. А мог бы гораздо больше. Еще 10 лет назад было начато строительство нескольких его новых корпусов. Начато, но до сих пор так и не закончено. В начале девяностых «Газпром» заключил договор с Турцией на поставку газа, в обмен на который, в частности, Турция должна была вести это строительство. Что-то у «Газпрома» с Турцией не срослось, и стройку забросили, хотя в недостроенные здания уже завезли дорогостоящее и так необходимое больным детям оборудование. Все эти годы академик Дурнов тщетно пытался добиться окончания строительства. Прошлой осенью академика Дурнова не стало. Пять недостроенных и разрушающихся корпусов НИИ детской онкологии и гематологии стоят как памятник непробиваемого равнодушия отечественной бюрократии.

Мало того. Во Всемирный день детей, больных раком, директор Онкоцентра академик Михаил Давыдов с возмущением рассказал, что онкология вообще вычеркнута из списка приоритетных национальных проектов в области здравоохранения. Как это могло случиться – уму непостижимо. Забыли, что ли?

Российский Онкоцентр разрушается. Здания его не ремонтировались с 1983 года и находятся в аварийном состоянии. Неудивительно, что недавно там был пожар, который возник из-за изношенности теплотрасс. Кабель, километры которого когда-то были протянуты, давно уже нигде не применяется. Пожар в любой больнице – такое страшно себе представить. А уж в онкологии, где лежат тяжелейшие больные┘ Здание Онкоцентра – 24 этажа. Все было в дыму. Счастье, говорит академик Давыдов, что все произошло утром, когда все были на работе, если бы пожар начался ночью, это бы была большая братская могила больных и медицинского персонала.

К моменту прекращения строительства корпусов Института детской онкологии и гематологии было освоено 45 млн. долларов. Сегодня для восстановления того, что за прошедшие годы в этих корпусах разрушилось, и окончания строительства требуется, по словам академика Давыдова 3,5 млрд. рублей – ведь современные стандарты за 13 лет сильно изменились. Чтобы восстановить Институт детской онкологии и гематологии и клинический корпус, необходимо 1,6 млрд. рублей. Проблема финансирования становится все более сомнительной в свете реформ, проводимых Министерством здравоохранения и социального развития. Теперь финансирование будет проводиться поквартально и на конкурсной основе. Академик Давыдов назвал это организованным параличом. По его мнению, все делается для того, чтобы лечебные центры прогнулись под страховые компании, которые будут избраны министром Зурабовым.

Когда медики говорят, что от рака можно вылечить до 80% детей, они имеют в виду, что лечить этих детей будут квалифицированные специалисты. Сейчас же, по словам академика Давыдова, в регионах этим порой занимаются врачи, совершенно не ориентирующиеся в онкологии. Необходимо создание сети межрегиональных учреждений детской онкологии под эгидой единого центра.

По Российской Федерации всего-навсего 1070 коек для детей с онкологическими заболеваниями, причем почти половина из них – в Москве и Петербурге. Это капля в море. Каждый больной ребенок, где бы он ни жил, должен быть квалифицированно обследован и получать современное лечение, говорит Дмитрий Борисов, исполнительный директор Всероссийской онкологической социальной программы «Равное право на жизнь». Для эффективной борьбы с детским раком необходимо, чтобы врачи владели современными технологиями, а лечебные учреждения адекватно финансировались. Родители же должны знать, что онкологический диагноз – не смертельный приговор.

Рост заболеваний раком среди детей – во многом результат непродуманной деятельности взрослых, вообразивших себя хозяевами природы. Взрослые властные дяди и тети обязаны принять единственно верное решение и хотя бы обеспечить малышей лечением. На пресс-конференции в Онкоцентре говорили о цене вопроса – миллиардах рублей, миллионах долларов. Это неверно: цена вопроса – детская жизнь.