Ада Горбачева
В XVII веке наркоза не было. Сцена в Венской городской больнице.
Фрагмент литографии 1880 года
Клятва Гиппократа обязывает врача сохранять жизнь и облегчать страдания больного. Страдания обычно заключаются в разного рода болях. Не случайно «боль» – корень слова «болезнь». Митрополит Антоний Сурожский, который, прежде чем принять духовный сан, работал хирургом, писал: «Когда тело поражает болезнь, мы внезапно обнаруживаем: я – не мое смятенное сознание, не мои тревожные чувства, я – именно тело, которому теперь грозит разрушение, которое полно боли. Эта боль – не обязательно рак, можно лезть на стену от зубной боли». От боли, бывает, не только на стену лезут, но и болевой шок получают, например после серьезной травмы. Не случайно медицинская наука уделяет этому такое внимание. Регулярно проходят конференции по боли, существуют международные и национальные ассоциации боли.
В США в 2000 году началось десятилетие борьбы с болью. У нас же, похоже, началось десятилетие борьбы с обезболиванием. Своего рода символом этого можно считать историю с кетамином. Ветеринар, который ввел кошке кетамин, чтобы не резать ее по живому, кажется, до сих пор окончательно не оправдан. Как же – распространяет наркоманию. Не среди кошек – до этого пока обвинение не дошло. Но наркоманы, говорят, глотают даже ветеринарные лекарства, чтобы забалдеть. Кошку все же жалко. Так можно далеко зайти. Токсикоманы, например, клей нюхают. Что ж теперь – клей запретить? А какие-то психи бензин нюхают. Бензин, однако, вряд ли запретят – борцы с наркотиками ведь тоже не коньяком машины заправляют.
Те, кого постигло страшное несчастье, кому пришлось наблюдать гибель близкого человека от рака, знают, какие нестерпимые мучения приходилось ему испытывать, потому что не дают необходимого количества обезболивающих. Владимир Брюзгин, профессор Онкологического научного центра им. Блохина, говорит, что 70% онкологических больных, которые лежат дома, не получают адекватной обезболивающей терапии. В последней стадии рака, как известно, полагается выписывать наркотики. Но врачам не хочется с этим связываться. Надо, чтобы больной на глазах проглотил таблетку, надо сдать использованную ампулу, надо много чего, чтобы не иметь неприятностей. Проще не выписывать наркотические препараты. Больной будет страдать, будут страдать родные при виде его мучений. Но ведь он дома, не в больнице, можно не замечать. Родные же иногда, доведенные до отчаяния, покупают наркотики у наркодилеров, что в нынешней ситуации несложно и легче, чем получить по рецепту.
Рак в последней стадии – крайний случай. Более типичный – приступ радикулита, или артрит, или травма. Наркотик не нужен. Но лекарства вроде анальгина или парацетамола не помогают. Существуют более сильные обезболивающие, которые должен назначить врач. А врачу не хочется неприятностей, потому что уже и эти средства объявляют, конечно, не наркотиками, но вроде как полунаркотиками. Опять-таки наркоманы, употребляющие для одурманивания самые неожиданные вещества, могут и такие препараты глотать. Молоденькая журналистка рассказала, что они проводили «расследование» по поводу одного из ненаркотических обезболивающих. Подростки глотали его, запивая пивом, и дурели. Жаль, они не догадались запивать водкой – одурели бы еще больше. А можно было с тем же успехом и без обезболивающего, только водочную запивку.
По случайности мне выписали как раз этот препарат за границей, в строгой Германии, когда скрутил приступ радикулита. Боль сняло, но никакого одурения не наступило. Пивом, правда, не запивала. И потом, когда приступ прошел, снова принять такую таблетку совершенно не тянуло. Можно в какой-то мере, если хотите, считать это расследованием. Тем более пребываю теперь в некоторой тревоге: вдруг препарат, продающийся и в России, объявят чем-то вроде кетамина для людей, и что тогда делать, если радикулит? Глотать горстями анальгин или парацетамол? Но это как раз опасно – от большого количества анальгина наступают серьезные нарушения в крови. Что касается парацетамола, то длительный прием его в высоких дозах приводит к поражению печени. Кстати, о парацетамоле. В небольшом количестве он входит в состав нового комбинированного анальгетика, который дают спортсменам во время тренировок и выступлений, потому что это не допинг. Вот еще страдальцы, очень часто получающие травмы, – спортсмены. Тоже нуждающиеся в обезболивающих. При этом таких, чтобы у допинг-контроля не было претензий.
Ревматологи, неврологи, ортопеды, травматологи, не говоря уж об онкологах, – все они выписывают своим пациентам анальгетики разной степени интенсивности. Выбирать лекарства в соответствии с состоянием и индивидуальными особенностями пациента должен врач, а отпускать его в аптеке должны только по рецепту. И тут возникает другая коллизия. Ни в одной западной стране не удастся купить в аптеке лекарство без рецепта. У нас – пожалуйста. Никто и никогда не спрашивает, например, рецепт на такие сильнодействующие средства, как антибиотики. Прием их проконтролировать невозможно. Антибиотиками любители лечиться пытаются унять банальную простуду, принимают их при малейшем повышении температуры. Один из результатов этого – столь частая множественная устойчивость к антибиотикам у наших соотечественников. Такая ситуация никого не беспокоит. Может быть, дело в том, что антибиотики нельзя объявить наркотиками. А анальгетики – можно. Объявить и начать с ними бороться. То есть бороться с врачами, затруднить выписку рецептов. И доложить об успехах в битве с распространением наркотиков. Победить врачей не так уж трудно. И доложить об успехах в битве против распространения наркотиков. Недаром то и дело возбуждаются судебные иски против медиков, вводящих обезболивающие после ранений или даже назначающих успокоительные средства. Вот только процессов против главарей наркомафии, кажется, не было ни разу.
