Николай Архангельский Первая книга, которая меня формировала по-настоящему, без сомнения, была «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова. Роман впервые появился на свет в журнале «Техника – молодежи». Но мы тогда еще не выписывали этот прекрасный журнал... Кажется, это моя первая романтика. Гораздо раньше, чем я осознал смысл этого слова. Первый человек еще не летал в космос. То, что в книге происходило на планете Земля, было так же интересно, как и то, что происходило далеко от нее, в космическом корабле. Люди открытые, радостные, светлые, они летали к новым мирам, они населяли преображенную ими планету, подобно богам на небесах. Потом я много думал о том, что фантастика в тот ее звездный час была заменой того таинственного и запредельного, которое так необходимо для человека. Того витамина, которого не хватало в жизни правильных советских граждан. Такие книги опять становились нужными. Позже я узнал, что Иван Ефремов был членом масонской ложи. Этим объяснялось многое. Стала более понятной книга. Нужен был человек просветленный. Для того, чтобы гражданами придуманного им мира становились читатели. Можно сказать, что «Туманность...» для меня свое дело сделала.
Когда я был уже старшеклассником, стал замечать на своем столе и другие книги. Например, следующей моей большой книгой был роман Джеймса Олдриджа «Дело чести». Война. Греция. Английский летчик. Любовный роман. Англичане, греки, немцы, итальянцы... Гибель главного героя... Романтика? Едва ли! Скорее наоборот. Для меня это было схождением с небес. Оказалось, что можно заболеть другой эпохой, другими людьми, не столь идеальными… Другим солнцем, другим воздухом... Почти сразу же после Олдриджа я начал читать Ремарка. Совсем не идеальное юношеское чтение. Но в семье любили Ремарка. «Жизнь взаймы», «Время жить и время умирать», «Черный обелиск», «На Западном фронте без перемен»… А потом я взял в руки «Три товарища». Эта книга после Ефремова стала моей самой настольной. На долгие годы.
А вот от Ремарка оказалось не так просто излечиться. И не хотелось излечиваться. Писатель создал своих героев из той же глины, из какой вылеплены все на свете люди. Я не был юношей, читающим Шекспира, воспитанным на высокой классике. Но бессознательно, наверное, я искал ее... И герои Ремарка стали такой классикой. Они были такими же, как мы. Была, наконец, Германия глазами немца. Если в то время доводилось читать про немцев, то понятно, в каком ракурсе и с какой идеологией все это подавалось. А в «Трех товарищах» не было никакой идеологии.
Были короткие эпизоды, дающие право называть роман антифашистским. Но ведь на деле здесь было другое. Была любовь не нарисованная. Была дружба. Была жизнь и ее драма. Жизнь, не высосанная из пальца. Ремарк научил обходиться без романтики. Уже без романтики….
комментарии(0)