Сколько себя помню, я все время читала сказки. Первым моим идеальным литературным героем стала Курочка Ряба. «Света, на кого ты хочешь вырасти похожей?» – «На Курочку Рябу!» В течение 20 лет ночь за ночью мы с Николаем Байтовым читали вслух сказки «Тысячи и одной ночи», перевод Лурье, восемь томов. И они постепенно меняли наше представление о мире.
Первым же и сильнейшим моим литературным потрясением стало прочтение «Ромео и Джульетты» Шекспира в шесть лет. Я продралась сквозь местами непонятный мне текст и рыдала отчаянно над погибшими влюбленными. Мое сердце познало высокую трагедию и впервые прикоснулось к ужасу и сладости любви.
Кардинально изменил мою жизнь альбом «Графика Пикассо». Как зачарованная я разглядывала поразившие меня репродукции. Я почувствовала отчетливую зависть и поняла, что хочу стать «таким» художником. С этого времени проблема призвания была решена. И в 11 лет я начала рисовать.
«Анжелика – маркиза ангелов» в 13 лет разбудила во мне женственность (Анн и Серж Голон).
Поэзия для меня предстала в облике Михаила Лермонтова. Его собрание сочинений – рубеж, на котором слово «поэзия» обрело для меня смысл. Отверженный Демон настолько совпал с бурями и тоской одинокой 17-летней души! Одновременно явился и Врубель (биографическая книга).
В классе пятом-шестом соседка по лестничной клетке дала мне медицинскую брошюру «Гигиена юноши и девушки». Я зашла ее почитать тайком с подругой в школьную библиотеку во время переменки. Была поймана там с поличным строгой библиотекаршей, пристыжена, были оповещены мои родители, со мной проводили профилактические беседы. Все это было невыносимо стыдно и подло. С тех пор закончилось мое голодное и бессистемное чтение. Порог библиотек я больше не переступала и почти перестала читать.
И только лет в 19 в читальном зале Ивановской научной библиотеки я с упоением и восторгом штудировала «На «Ра» через Атлантику» Тура Хейердала, книгу, учившую меня мужеству, самоотверженности, аскетизму и готовности к разным изуверским испытаниям, приготовляемым мне судьбой.
Антология поэзии Серебряного века в начале 80-х перенастроила мою лиру, программным для меня стало стихотворение Константина Бальмонта «Я мечтою ловил уходящие тени…».
Впоследствии ни одна из прочитанных мною книг так кардинально не меняла мою жизнь, как перечисленные выше. Книга мне могла нравиться, очень нравиться или не очень, но не ломала и не разворачивала против курса.