Не забывается первое сильное книжное впечатление от романа Жюля Верна «Таинственный остров» в детстве. Сразу же возник импульс создавать параллельный книге мир. Я стал рисовать каждый день по карте своих островов, стараясь вписать себя в разворачивающиеся на них несколько преобразованные романные истории. С Робинзоном Крузо – и как таковым, и тем более разбавленным назидательным присутствием Пятницы, и даже с «Тремя мушкетерами» было как-то скучноватей по сравнению со слаженным коллективом героев Жюля Верна, исполненным романтичного духа познания и творчества. Потом аналогичную атмосферу я узнал в романе братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Но не хватало конкретной карты, как позднее и в «Острове Крым» Василия Аксенова, и в «Острове Россия» Вадима Цымбурского.
Однажды я лежал дома с небольшой температурой, под рукой оказался роман Томаса Манна «Волшебная гора», и опять совпали внутреннее и внешнее, тоже несколько островное состояние, уже не столько в плане пространства, сколько в плане времени – как «болезни сознания». В это время практически одновременно в журнале «Искусство кино» вышла статья Андрея Тарковского, в котором он свою концепцию кинематографического времени строил в значительной мере на идеях именно этого писателя, а сам автор решил стать невозвращенцем после съемок «Ностальгии».
Я поступил в Литературный институт, в годы учебы в котором самое большое впечатление на меня произвела пьеса австрийца Питера Хандке «Каспар» – правда, я ее не прочитал, поскольку она в отличие от его прозы так и не издана на русском языке, а выучить немецкий я так и не удосужился, а увидел в постановке театра из Загреба. Пьеса построена на единственной фразе героя: «Я хотел бы быть тем, кем когда-то был кто-то другой». Прототипом героя послужил загадочный Каспар, которого кто-то продержал в начале XIX века первые 16 лет жизни в полной изоляции в подвале, обучив только этой фразе, а потом он оказался на улице и не смог вписаться в общество. На установленном в честь его памятнике он обозначен как «Дитя Европы», и Хандке устроил сквозь призму этой основной фразы смотр современного культурного самосознания. Вот и мне хочется, чтобы любой текст перед глазами был хотя бы в чем-то каким-то другим. Полного слияния, в духе «остановись, мгновение!», пока не произошло, хотя наиболее близок к этому Андрей Платонов.