Воспитание реальности

РОМАН Петера Хандке - книга, очень полезная для понимания географии. Герой - географ по миропониманию, по способу видеть, по манере жить. Географ он и по профессии, а именно: физико-географ, специализирующийся, похоже, на геоморфологии, науке о земных формах. Впрочем, это в книге не самое главное, и упоминание некоторых деталей профессиональной деятельности героя лишь пробуждает воспоминания о первом курсе геофака и всенепременной эмгэушной практике на сатинском полигоне, воспоминания, впрочем, уже почти ушедшие вместе с умением пользоваться теодолитом и еще чем-то, составляющим знаковые предметы классической полевой географии. Собственно, и география в книге не упомянута.

Нет в книге и традиционных спутников слова "география" - полевой романтики, упоения картами и заковыристыми названиями. Даже и названий-то, собственно, почти нет: роман начинается на берегу какой-то реки, текущей на запад, и так и протекает почти до самого конца в неназванных пространствах. География здесь совсем другого уровня - в общении с миром. Да и герой - скорее гипербола географа, более географ, чем любой представитель этой профессии.

Схватывая взглядом в текучих складках ландшафта четкие структурные формы, мысленно формуя, оформляя окружающий ландшафт, герой применяет ту же методику и к жизни, схватывая и транслируя в сознание людей предметы и пространства. Происходит чудо, подобное чуду фотографирования реальности. Фотография систематизирует реальность, выделяет те или иные черты, смазывает неважные планы, делает реальность удобной, переносной, одомашненной. Что-то подобное проделывает и географ, "схватывая" из нее по-домашнему удобные для мысли формы и структуры, географируя окружающий хаос.

Выход за пределы мысленно разграфленного, гео-графированного мира мучителен для героя. "Если днем благодаря работе Зоргер обыкновенно сливался в единое целое с самим собою и с ландшафтом - вот он, вот эта местность, которую он сам себе отыскал, все на своих местах ("township" назывался его квадратный, никем не заселенный участок, на котором не было ничего, кроме дикой природы), то по ночам, когда он спал на своей высокой железной кровати, его по-прежнему не оставляло ощущение удаленности от Европы и от "предков": не только в том смысле, что между ним и какой-то другою точкой в пространстве пролегает невообразимое расстояние, но и потому, что он сам себе казался удаленным (при том, что уже самый факт удаленности был преступлением). Во сне у него не было конкретного образа этой точки в пространстве┘" Зоргер, озабоченный мысленным оформлением своего места в пространстве, постепенно географирует мир и себя вместе с ним. "Обычно Зоргеру всегда нужно было сначала "проработать" ту или иную территорию, чтобы со временем найти там свое место". Неудивительно: как географу, ему важно локализовать рассматриваемый объект, определить его место, ведь от локализации зависят многие его свойства. Географируя пространство, герой локализует себя самого, делает пространство уютным, определяет свои собственные свойства, находит себя.

Географирование мира происходит последовательно, словно по стандартной схеме комплексной характеристики территории: от дикой природы - к локальным общностям людей (индейский поселок и индейская женщина, соседи в пригороде), а затем - к пониманию мощных урбанистических картин, предъявляемых современным мегаполисом. Здесь, на последних страницах, людей становится все больше. Географирование мира развивается от физической географии к гуманитарной.

Глубокие смыслотектонические структуры лежат и под реальной топографией романа. Приятно узнавать, географировать его неназванные пространства, выделяя в затуманенном ландшафте текста знакомые образы и структуры. Потерявший себя в Европе, герой перерождается. Естественно - в Америке. В Америке же все перерождения должны происходить, как и следовало ожидать, в самой экстремально "американской" ее части - на Западе. На диком Западе, где-то в Заполярье Аляски, с базы экспедиции (на Юконе?) начинается путь Зоргера домой. Не домой в обыденном смысле слова: собственно дом героя расположен все еще на Западе, рядом с фронтиром, где кажущийся одомашненным уют нарушается природными катаклизмами. Восточнее, в Скалистых горах, Зоргер почти дома, направление выбрано верно: к Европе, к людям. "Самолет с грохотом разорвал облака".

Помню, как нас научили читать историю оврага: по полосатым слоям песка в овражном откосе вызывать образы мрачных морен и мутных приледниковых потоков, по сети оврагов - сеть былых дорог и деревенских тропинок, по травостою определять контуры улиц давно сгоревшей деревни, а по характеру почвы - следы былой пашни под шумящим березняком. Чтение ландшафта, сложение слов из его простых знаков было ни с чем не сравнимым удовольствием. Как читается ландшафт, географируется текст: то постепенно, шурф за шурфом расшифровывается его история, его наслоения и ассоциации, то вдруг озарением сложится в сознании из мозаики форм красивый своей стройностью образ. Этот роман - и пособие, и хрестоматия по географированию. Впрочем, ландшафт текста - не геологическое образование. Возможна и другая его география.