Елена Кутловская
Олег Нестеров, как и все музыканты, очень любит фотографироваться.
Фото Виктора Мордвинцева (НГ-фото)
Нестеров родился в интеллигентной московской семье. Окончил Московский институт связи. В 1988-м стал профессиональным музыкантом, создав группу «Мегаполис».
В 1999-м вместе с Михаилом Габолаевым создал компанию «Снегири». Преподает в Государственном университет управления на факультет менеджмента муз индустрии. Самым большим прорывом для Нестерова была песня «Карл-Маркс-Штадт» – вольный перевод на немецкий язык советского шлягера «Ландыши». Чуть позже Нестеров стал продюсером таких исполнителей, как Маша Макарова, Найк Борзов, групп «Нож для фрау Мюллер», «Ундервуд»... Недавно Олег Нестеров презентовал свой роман «Юбка». А 16 мая состоится концерт группы «Мегаполис», молчавшей целых восемь лет.
– Вас не смутит, что во время беседы наш фотограф будет постоянно снимать вас?
– Ну что вы! Музыканты вообще очень любят фотографироваться. А знаете, почему? Они очень любят грозу. И щелчки затвора фотоаппарата напоминают им об этом прекрасном явлении природы.
– Говорят, чтобы написать свой роман, вы уединились в Хорватии?
– В Москве для меня шансов уединиться не было. Когда я это понял – решил на время исчезнуть. Подумал – куда? И понял, что Хорватия для меня лучшее место, где можно осуществить свой замысел.
– В свое время Никита Михалков, решая ту же проблему, попросту обрил голову. Лысым он выйти на улицу стеснялся и таким образом «уединил» себя, чтобы написать очередной сценарий.
– Не помню такого, но верю вам на слово. Причем охотно.
– Какое доверие между нами вдруг возникло┘ Спасибо.
– Я тоже рад. Но продолжу об уединении. Я отказался даже от интернета. Погружение так погружение. Творческий процесс, как сон. Для того чтобы заснуть, нужно какое-то время поворочаться с боку на бок. А потом хорошо бы, чтобы тебя не будили – иначе сон прервется. Трехминутного разговора по телефону с Москвой или письма на электронную почту достаточно, чтобы проснуться. Это пробуждение отбрасывает тебя на сутки назад. Чтобы опять заснуть, настроиться – нужно время. Так что погружение так погружение. Молчание так молчание. Чистота жанра во всем! Наверное, существует миллион других творческих методик, но я пока освоил только эту. И мне она очень нравится.
– То есть мы говорим об уединении как о некоей методологии создания произведения искусства?
– В общем и целом мы говорим об управлении творческим процессом. Дело в том, что я еще и музыкант. Любой творческий процесс имеет одну и ту же природу – это настройка дешифратора на ту информацию, которая нас пронизывает, которая спускается к нам с небес. У взрослых в отличие от детей дешифратор часто сбивается, иногда и вовсе не работает. А маленькие дети чувствуют прекрасное примерно так же, как люди, жившие сто тысяч лет назад и умевшие получать красоту из воздуха, знания из воздуха. Они ткали свой мир из ничего и при этом могли все! Постепенно отношения между небом и землей испортились, и сейчас дешифраторы включены только у маленьких детей и у людей, которых в обществе принято называть талантливыми┘ (ироничным шепотом) или гениальными!
– Жаль, что ваш дешифратор в момент написания романа не увидел пусть гипотетическую, но все же встречу Лени Рифеншталь с┘
– (Перебивает.) С Лениным!
– Нет же, встречу Рифеншталь с Абрамом Роомом. Представляете, кинофестиваль в Берлине?! На главный приз претендуют «Олимпия» и «Строгий юноша». Побеждает, конечно же, Роом! Гитлер жмет ему руку, Сталин шлет поздравительную телеграмму, а красавица Рифеншталь яростно кусает заусенцы┘ от зависти!
– Нет, такого быть не могло. В этой встрече много неточностей. Особенность же моего романа, действие которого начинается осенью 37-го года, в том, что вся сюжетная канва погружена в реальные исторические события. И комар носа не подточит. Кто жил в то время – тот жил. Кто с кем встречался – тот и встречался┘
– Можно было из патриотических чувств слегка приврать┘
– Нет, для меня историческая достоверность – крайне важная штука.
– Вы создали звукозаписывающую фирму «Снегири», пожалуй, единственную в России студию, которая занимается альтернативной музыкой.
– Я с вами почти соглашусь. Мы, может быть, единственные, кто этим занимается вот уже 10 лет. Если размотать назад историю нашей независимой музыки, и Найк Борзов, и «Маша и медведи», и «Нож для фрау Мюллер», и «Ундервуд», и «Елочные игрушки» – это все вехи развития независимой современной музыкальной культуры. Так что не зря жизнь прожита (смеется)┘
– У вас был еще замечательный хит «Карл-Маркс-Штадт»!
– Думаю, что этот хит пошел не на пользу моему роману. Ведь многие люди расценивают эту книгу как «привет» от человека, который поет «Карл-Маркс-Штадт»: «О, да это же тот, кто поет «Карл-Маркс-Штадт», германофил до мозга костей. Ну да, теперь написал какой-то исторически нелепый анекдот о Гитлере, и надо ли его читать?»
– А что плохого в том, что вы любите Германию?
– Я не об этом говорю. «Карл-Маркс-Штадт» – это яркая выходка. Настолько яркая, как вспышка. Полутонов не видно. А все мои полутона – другие песни, которых у «Мегаполиса» много. И вот так случилось, что под вспышкой одной все другое погибло. Никаких полутонов, никаких теней, никакой глубины. «Карл-Маркс-Штадт» forever! Так в мире бывает. Человек, спевший впервые «Бесаме мучо», – Джимми Дорси. У него под этой вспышкой наверняка все остальное погибло! Или «Отель «Калифорния», «убившая» все, что написано группой The Eagles. Прав оказался Оскар Фельцман, автор «Ландышей», который сказал мне: «Олег, вам придется эту песню петь всю жизнь».
– Вы же собираетесь записать новый альбом – у вас есть шанс создать хит-убийцу «Карл-Маркс-Штадта».
– Да┘ 16 мая будет концерт. «Мегаполис» не давал концерты в течение восьми лет. Мы ушли в карантин, когда слишком много в нашей жизни стало тренерской работы.
– Что вы имеете в виду, говоря о тренерской работе?
– Продюсирование артистов. И мы так увлеклись, что незаметно потерялась нить собственных творческих откровений. Но вот опять обнаружилась (смеется). И в этом мне, кстати, очень помог роман «Юбка». Творческие мышцы вспомнили, как сокращаться, как продуктивно работать и выдавать результат. Именно после написания романа я понял, как «Мегаполис» будет звучать.
– Столько лет вы вкалывали, создавая и укрепляя лейбл «Снегири». Но сегодня в России лейбл звукозаписывающей фирмы не имеет никакого общественного резонанса, никакого статуса. Основную роль в имидже и продвижении певца или группы играет имя продюсера.
– И на Западе такое бывает. Но у нас, к сожалению, это тотальная система. А лейблы компаний не прижились, потому что музыка в России не очень продается. У нас ее воруют. На Западе есть независимая дистрибуция, у нас – нет. А сейчас все вообще рухнуло.
– То есть?
– Старая бизнес-схема, основанная на продаже носителей и так далее, уходит в небытие. Новая схема продажи музыки только-только рождается. Сейчас самая главная валюта – внимание людей. Чтобы привлечь внимание – пускаешься во все тяжкие. Если ты привлек внимание, ты практически завоевал человека и делай с ним все что хочешь. Дальше он и платить тебе будет. Новая схема распространения музыкальной продукции рассчитана на человека, который ценит свое время, планирует свою жизнь. И ему важно правильно загружать саундтрек к ней: слушать то, что помогает, что максимально поддерживает его иммунную систему. Человек будущего будет потреблять музыку так: мне нравится это, и я хотел бы что-то в этом духе, только новое и еще лучшее.
 Олег Нестеров танцует и поет только для нетократии. Фото Алексея Калужских (НГ-фото) |
– Но в сети уже давно живет масса музыкальных форумов, функционирующих именно так. Я люблю трип-хоп, а именно – группу Portishead, и хочу услышать что-то лучшее┘ Кстати, как вам их последний альбом, вышедший буквально на днях?
– Если 11 лет назад их альбом был страшен, но лишь как страшная книга на ночь, ты ее закрыл, проснулся утром, и уже солнышко светит. И все нормально. Новый альбом – уже не книга; теперь все по-настоящему, это то, что нас окружает. Они считывают все новые главы из нашей жизни и то, что грядет в недалеком будущем. Мне стало по-настоящему страшно. Вот мой вердикт.
– И вот именно эту, самую мрачную форму трип-хопа отечественные музыканты стали интерполировать в российское музыкальное пространство. Почему мы откликнулись не на расцвет этого жанра, а на закат – депрессивный до колик в животе, невыносимо трагичный┘
– Лучше вообще ничего не перенимать, а поднимать тему с самой нижней точки. Скажем, модельер увидел бомжей и понял: вот этот крой, этот цвет и стиль настолько безобразен, что ничего хуже придумать уже нельзя. И именно потому, что он находится на последней точке перехода в нечто следующее, именно потому, что за понятием «безобразие» уже стоит что-то, чему мы еще не дали определения, – надо «изъять» это из жизни и преподнести новому поколению как артефакт остромодной продукции. И уверяю вас, такая продукция обретет поклонников среди самой «горячей» молодежи. То же самое в музыке. Нужно брать все самое дурацкое, самое ненавистное и ненужное. Что и сделала группа «Нож для фрау Мюллер». Это уникальное явление! Таких карикатурных электронных принцев в мировой музыке нет и не будет. Они взяли тот треш, который валялся под ногами – советские фильмы, песни, – и слепили из него яркие треки. И никому они не глядели в спину, не брали высохшую тему. Я своим студентам объясняю, что продюсеры бывают двух видов: первый вид – это изобретатели плееров. Второй вид – те, кто клонирует чужой успех. Нужно быть либо первым, либо лучшим. Когда фирма Sony изобрела плеер, общество не знало о том, что может быть такая штука. А после того как плеер был изобретен, общество стало относиться к нему так, будто он существовал всегда. Настоящий продюсер предлагает людям то, к чему они практически готовы, что уже исторически и технологически назрело. Или «работает» другая ситуация: общество от чего-то устало и самостоятельно находит продюсера и его продукт, при условии, что продюсер правильно рассчитал траекторию и ждет прихода потребителей с распростертыми объятиями. Он дает новый яркий ни на что в мире не похожий проект, и общество говорит: «Клево»!
– Но как вы, интеллектуал, собираетесь «совпасть» с желаниями общества, которое книжек не читает и, слушая музыку через мобильник, в носу ковыряется? Вы хотите подарить им уникальный наноплеер, а они ждут от вас соску со вкусом клубники.
– Смотря о какой части общества мы говорим. Александр Бард читает лекции в стокгольмской школе экономики, советник шведского правительства и продюсер таких групп, как «Армия любви» и «Вакуум», написал книгу «Netократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма». Бард пишет, что, когда у человека перестает все получаться и он дезориентирован, хотя все делает правильно, значит, переменились правила. Изменилась среда. То же самое мы наблюдаем сейчас. Многие вещи не работают, потому что изменился общественный строй – мы живем не при капитализме. Какой пролетариат и какая буржуазия на фиг?! Общество вползло в новый общественный период, который называется нетократическим. История социума должна быть сегодня рассмотрена через историю информационного общества. И развивалась новая историческая «общность» не плавно, а скачками. Каждый раз скачок в эволюции происходил тогда, когда человечество вдруг в миллионы раз увеличивало потребление информации. Первый раз, когда научилось говорить, второй раз, когда научилось писать, третий, когда научилось печатать. И сейчас в миллионы раз изменилась потребляемая человечеством информация. У этого строя есть два класса: нетократия и консьюмтариат. Нетократы – это замкнутая часть общества, которая сама себе определяет жизненное пространство – в музыке, в путешествиях, в книгах, в работе и отдыхе. Консьюмтариат(от англ. consumer proletariat – пролетариат потребителей) – те, кто ведутся за рекламой, за коммерционализацией культуры и так далее. Многие вещи перетекают из пространства нетократов в среду консьюмеристов. Лидирующим классом информационного общества становится нетократия. Она прекрасно осознала разницу между информацией и знанием, особую ценность для нее играет эксклюзивное знание. Именно сетевая монополия на эксклюзивное знание делает нетократию господствующим классом информационного общества. Буржуазия при этом занимает декоративное положение. Сегодня общество уже испытывает влияние избытка информации – ее всесокрушающий поток не структурирован и не сортирован, и в таком виде не является источником знаний. Все отдано на откуп экспертам – новым священнослужителям, для которых манипулирование информацией превратилось в выгодный бизнес. Поэтому именно внимание, а не материальная выгода, не капитал, становится главной движущей силой развития общества и основным мотивирующим фактором человеческой деятельности. Низший класс, существование которого нетократия отрицает столь же утопическим образом, как буржуазия отрицала существование в качестве низшего класса пролетариат, представлен консьюмтариатом
Занимаясь музыкой или книгами, надо в первую очередь четко понять: на какой класс твой продукт рассчитан. Мой продукт не рассчитан на консьюмтариат. Мой продукт рассчитан на нетократию.
– А как бы вы охарактеризовали ситуацию в современной музыке?
– Мы на пороге очередного скачка. Музыка сейчас освободилась от всех сдерживающих ее развитие факторов. Все, что ею управляло, все, что устанавливало ей какие-то рамки, – все это в кризисе, а музыка в гигантском выигрыше! Потому что именно в этот самый момент высвобождения музыкант не задает себе вопроса: к чему я все это делаю? Музыкант не думает о последствиях. Он просто делает. Его просто колотит от звука, который издает его гитара. Это как в далекие 80-е годы, когда у музыкантов был холодильник, кухонный стол, плохая электрогитара и бытовой магнитофон. Но они писали прекрасные альбомы, которые волнуют до сих пор! Что в них такого особенного? В них сердце бьется, только и всего. Популярность – это, конечно же, чистота идеи, чистота воплощения, абсолютная правдивость. Земфира, например, – сила именно такая! Непонятно, о чем поет, но берет за все живое┘
– Социальная ориентация рок-музыки утеряна безвозвратно?
– А рок-музыки, собственно, уже нет. Сейчас все объясню. Музыкант что-то записывает с помощью нот – многое ускользает, потому что ноты – это структура, это размер, это система, в которую надо включить массу нюансов. Часть мысли «ноты» уже переврали. Потом их читает дирижер и по-своему интерпретирует. Потом играет оркестр, который тоже меняет что-то в звучании нюансов. Потом все это записывают в студии, потом из некачественных динамиков что-то звучит. Накопленная ошибка превышает все допустимые нормы. В музыке, которая доносится из динамиков, уже столько кривды, что говорить о чистом, гармоничном и правдивом звуке не приходится. Надо было как-то перевернуть страницу, чтобы уйти от бесконечной фальши. И история сделала это, выкинув кучу посредников из процесса создания музыки. Так появился рок. Дешифратор остался. Теперь композитор и принимает сам, и воспроизводит – он сам инструмент┘ Ему даже ноты не нужны, категорически не нужны! Смысл и правда идут поверх всей этой истории со значками, именуемыми музыкальной грамотой. В этот же момент под руку попавшийся звукорежиссер – в момент дешифрирования – записывает музыку. В итоге искажений минимум. Но сегодня и рок стал классикой – у него набор клише и искажений тоже довольно велик. А откровений уже нет и не будет. Я по крайней мере, их не жду┘
– Откуда же вы их ждете?
– А┘ что-то новое на голову упадет┘
– Простите, не очень своевременный вопрос: кем вы хотели быть в детстве?
– Я хотел быть футбольным вратарем┘
– Вы трагично переживаете ситуацию, когда вам забивают гол, или слегка расстраиваетесь?
– Отношения с успехом и неудачей – это краеугольный камень в жизни каждого человека. Очень полезны и эффективны контратаки, когда штыковая атака не получается, надо выждать в окопе и, когда противник заснет┘ контратаковать.
