Вероника Чернышева Испанский художник Хосе Мария Кано в России впервые. Художник не читает по-русски. Но местные газеты его привлекли. Перед выставкой в галерее «Риджина» на Винзаводе он совершил прогулку по Красной площади, а после вернисажа отправился отмечать свой день рождения в одном из московских ресторанов.
– Каким образом известный и успешный музыкант вдруг стал художником и заинтересовался газетной эстетикой? Ведь первоисточником портретов, которые вы берете для своих восковых полотен, являются газеты?
– Понятие художника уникально. Оно шире, чем мы привыкли думать. Искусство – это не всегда только то, что вы видите на поверхности. Такова моя концепция. В древности понятие художника имело отношение к разным сферам человеческой деятельности. Быть художником означало умение работать в разных направлениях. Сегодня мы живем в мире узких специализаций, но в то же время современное искусство предлагает абсолютно новые способы выражения. Кто-то сказал: «До тех пор, пока я делаю то, что мне нравится, мне все равно, как другие это называют».
– Должно ли, на ваш взгляд, искусство быть политизированным? Считаете ли вы себя политизированным? Почему вас интересуют богатые и знаменитые люди, которые возникают на ваших портретах? На мой взгляд, в этом есть что-то древнее. Художника привлекают личности, обладающие силой, властью, деньгами. И вот они превращаются в огромные восковые портреты, которые, с одной стороны, выражают их слабость, эфемерность, а с другой стороны – монументальность.
– На самом деле меня не очень привлекают богатые люди. Гораздо больше меня интересует мой сын и сексуальные женщины. Тем не менее я должен признать, что теми людьми, которых я изображаю, интересуются газеты и телевидение. Искусство – это передний край общества, и общество двигается за искусством. Это не значит, что искусство влияет на общество и что художник умнее, чем общество. Просто художник понимает, что он все делает быстрее, и, таким образом, предвидит то, что социум сделает в ближайшем будущем. В этом особом кругу я хочу быть не простым священником, а самим Папой. Я считаю, что занимаю правильное место в правильное время, имеющее отношение к будущему. Думаю, что в таком отношении нет ничего особенного. Это то, что я воспринимаю из таких источников, как радио, газеты и телевидение. Тот вопрос, который вы задали мне, я хотел бы адресовать вам как представителю СМИ. Как художник я не в состоянии ответить на эти вопросы, я способен их только затронуть. Когда я создаю свои работы, то надеюсь, что они сами ответят на них.
– Ваше творчество действительно отвечает на многие вопросы. Если же вопрос адресован мне, то я скажу так. Олигархи и политики, вокруг которых концентрируются новости, вызывают повышенный интерес у публики. Среди тех, кто пришел на вашу выставку, были люди, которые не знают вас как художника и не знают галерею «Риджина». Они просто услышали: «О, восковой портрет Михаила Прохорова, Владимира Путина или Дмитрия Медведева! Их сделал какой-то испанец. Надо на это обязательно посмотреть!». Просто есть люди, которые в процессе истории вынесены на поверхность событий. От нас с вами их отличает качество энергии, которая является основой их личности. Просто им суждено в этой жизни нести в себе силу, притягивающую деньги, власть. То, как с этим быть, как распорядиться, они решают сами, и это их ответственность. Но они не виноваты в своей силе. Просто так случилось. Попадая в газеты, они перестают быть собой, они становятся знаками. Ваш герой – не есть человек. Он, если можно так выразиться, «увеличен» до знака. Это – знак, который можно изобразить в восковых пикселях, нарисовать на холсте. Человек за ним уже почти не стоит. Это лишь многотонные массы информации и разговоров, которые с ними связаны.
– Вы сказали, что эти люди не виноваты, и в этом вы правы. И если вы скажете, что они еще и невинны, то опять же вы будете правы. Дело в том, что наше общество создает определенные структуры. В этом идея моей выставки. На самом деле я мог бы изобразить других людей – не политиков и не бизнесменов. Но я понимаю, что именно они есть структура нашего общества. Они ее определяют. И отражают ее наиболее ярко – они же. Образы моих картин сходят с фотографий, которые сопровождают газетную статью. Это очень маленькая картинка, и она совершенно не отражает эмоциональное состояние этого человека, особенности его характера. И для издателя газеты совершенно неважно, будет ли это фотография Джорджа Буша или Усамы бен Ладена. Для них важно показать улыбающегося человека в формальной обстановке. Фотография сопровождает статью, которая несет в себе сухую информацию, которая опять же не передает эмоции. Ее можно охарактеризовать как двухмерную – черно-белую. Это можно назвать правдой факта.
– Газетной правдой┘
– У меня, кстати, есть еще серия «Контртенора», где я изображаю, как человек поет (поет очень высоким голосом).
– Потрясающе, это называется контртенор, когда мужчина поет женским сопрано. Вы их рисуете тоже?
– Да. Та вот, я о газетной правде. Правда остается правдой до тех пор, пока ее кто-нибудь не скажет. Это было моей концепцией, когда я создавал эту серию. Таким образом, я беру небольшие черно-белые фотографии, состоящие из пикселей. Я их оживляю, придаю объем. Я стараюсь вдохнуть в их глаза жизнь. Если вы посмотрите на эти десять портретов, то увидите, что каждый из них – особенный и глаза несут определенные эмоции. У меня есть ироническая концепция создания портретов. Я беру личность, которая появляется в газете и ассоциируется с определенными фактами, преподносимыми как правда. Я действую методом от обратного, то есть возвращаюсь обратно к личности, к начальному объекту информации. Я преподношу свою правду. Речь идет об относительности понятия. Есть правда общества, правда газет, есть моя личная правда и правда человека, изображенного на картине.
– Я слышала, вы собираетесь сделать несколько проектов с российскими газетами. Что именно вас вдохновляет?
– Я люблю контрасты и люблю Россию. Мне очень интересна идея работы с газетой «Ведомости», которая выходит на такой же бумаге, как и The Financial Times. Это розовая бумага, но при этом буквы, которые на ней напечатаны, абсолютно не ассоциируются с западной концепцией.
– А с чем они, по-вашему, ассоциируются, ведь вы не читаете по-русски?
– С вашим коммунистическим прошлым. Розовая западная бумага и коммунистические буквы. Это меня вдохновляет. (Смеется.)
