Долго ли дервишу в танце вертеться

Юлия Архирий рассказала о своих новых поэтических открытиях. Фото Елены Кукиной

Открывая вечер арт-проекта «Бегемот Внутри», его куратор Николай Милешкин объявил, что поэтесса и переводчик Юлия Архирий выступала в клубе неоднократно, но то, что будет сказано сегодня, никто до сегодняшнего мероприятия еще не слышал.

К итальянской поэзии Архирий «привела случайность», по-другому она это назвать не может, ибо прежде делала переводы не с итальянского, а с испанского («больше по мотивам народных песен фламенко»). Однажды в ноябре поэтесса приехала в Турин к своей взрослой дочери, которая живет в Италии постоянно. Гостья «ходила по улицам и площадям, смотрела музеи города, любовалась его парками, вдыхала этот невероятный уникальный и ни с чем не сравнимый воздух». А потом на полке у дочери Архирий обнаружила книжку «Лирический трактат о жгучей ревности» Армандо Сантинато, преподавателя университета города Монкальери («это, по сути, пригород Турина»). Однако, по словам Архирий, поэзия туринца не «о ревности, а о любви к родному городу как месту, где поэт не просто живет, а провел уже, может быть, свои самые яркие молодые годы». По ее словам, «это очень сложный метафоричный поэт».

Вторая книжка попала в руки Архирий «тоже абсолютно случайно». Они с дочерью пошли в кафе пить холодный кофе, а там на полках лежали книги, которые любой желающий мог взять с собой. Архирий полистала одну из них и поняла, что у нее «в руках книга заиграет по-другому». Это был томик со стихами поэта Доменико Гарофало «Caffe’ schiumato» (дословный перевод «Вспененный кофе», переводчица предположила, что речь о капучино и что в названии – отсылка к роману Бориса Виана «Пена дней»).

Даже еще ничего не зная об этих поэтах и будучи незнакома ни с одной строчкой из их стихотворений, поэтесса поняла: они ей уже симпатичны. Потом «при самом первом рассмотрении» стихи понравились Архирий «по смыслу», и ей захотелось их перевести. «Я открывала книжку, листала, и где взгляд останавливался, то и начинала переводить», – призналась она.

Архирий прочитала на вечере по нескольку своих переводов из обоих современных итальянских поэтов, после «повернула компас», чтобы отправиться на восток, а «именно в город, который наверняка многим знаком, и многие там были, может быть, не единожды». Прочитанное ею стихотворение называется «Истанбул» (именно так поэтесса называет Стамбул, город, по ее словам, «очень пышный, невероятно блестящий, сверкающий, зеркальный, брызжущий»). Больше всего ее там потрясло «колоссальное многолюдство». Еще в Стамбуле Архирий запомнились запахи: «Это город, который пахнет пряностями, чаем, сладостями: лавки со сладостями там везде и всюду, туда можно зайти, присесть за столик, попить чаю в таких маленьких стеклянных стаканчиках, похожих на кувшин».

Архирий повезло: однажды она попала на концерт суфийских дервишей, которые кружились в танце, и на них так «вращались накрахмаленные юбки», что создавалось впечатление, будто «планета кружится». Ей казалось, что вот «сейчас дервиш остановится, сложит руки, и мы все куда-то канем».

Через год после возвращения из Турции у поэтессы сложился «цикл стихотворений на тему Истанбула». Одно из прочитанных ею произведений на турецкую тематику был посвящением «великому суфийскому учителю» Джалаладдину Руми: стихотворение о любви полулегендарного арабского бедуинского поэта конца VII века Меджнуна (в переводе с арабского – «Безумный») к девушке Лейле. По словам поэтессы, «это символическая история, которая рассказывает о путешествии человеческой души в поисках Бога»: «Где твоя Роза, о, Джалаладдин? / В сердце пустыни, в пустыне ли сердца? / Долго ли дервишу в танце вертеться, / Дабы достичь сокровенных глубин? / – Ты мне ответь, Господин!..» И конечная строчка: «Это ли Путь, Мевляна?..»