А пули-дуры свищут, свищут

Геннадий Калашников познал и душевную щедрость, и праведный гнев авторов героического поколения.  Фото Людмилы Лубяной

О Николае Старшинове и Евгении Долматовском рассказывала Нина Краснова. Со Старшиновым она сблизилась на почве его страсти к хулиганским частушкам: его очень впечатлили перлы рязанцев, земляков молодой поэтессы. Семинар Долматовского Краснова посещала в Литинституте, ей помнятся его меткие словечки («сядено и написано» – о вымученном стишке), его нетривиальное отношение к молодежи, его затейливые житейские истории. Юлия Покровская за многое благодарна Борису Слуцкому, Александру Ревичу, Николаю Панченко. Уроки Слуцкого она восприняла в студенчестве: стиль его общения можно было назвать авторитарным, резким, но строгость несла в себе благо. С Ревичем Покровскую связывали 40-летняя дружба и работа в сфере перевода. Кредо Ревича, долго обретавшего поэтическое лицо, выражают строки: «Я семь десятков лет на свете прожил / и только на восьмом заговорил». Прочла Покровская фрагмент «Баллады о расстрелянном сердце» Панченко: «Убей его!» – и убиваю, / хожу, подковками звеня. / Я знаю: сердцем убываю. / Нет вовсе сердца у меня. / А пули дулом сердце ищут. / А пули-дуры свищут, свищут. / А сердца нет, приказ – во мне: / не надо сердца на войне».

Эстафету приняла художница Галина Ваншенкина с выборкой совсем не парадных стихов о войне ее отца: «Старшие командиры / были от нас вдали. / Стрелы или пунктиры / карандашом вели. / Средние командиры, / чтоб залатать прорыв, / бросили нас в те дыры, / нами же их прикрыв». Следом Нещеретов, когда-то удостоенный рекомендации Константина Ваншенкина в Союз писателей, прочел еще несколько его текстов, где осмыслены давние испытания: «Черно-белая война, / накатившаяся снова. / Подтверждает нам она: / ничего в ней нет цветного. / У действительной войны / только гибель наготове. / Краски все приглушены – / даже неба, даже крови».

Геннадий Калашников тоже рассуждал о личностях Слуцкого и Ваншенкина, их принципах, заветах, их редком, но оправданном гневе; так, Ваншенкин сильно рассердился на статью Калашникова, куда редактор без спроса внес нелепый пассаж… Выступление Калашников завершил строчками Евгения Винокурова, ваншенкинского литературного «брата-близнеца»: «Я посетил тот город, где когда-то / я женщину всем сердцем полюбил. / Она была безмерно виновата / передо мной. Ее я не забыл». Емельян Марков читал фронтовые стихи своего деда Алексея Маркова: «Четвертые сутки в размокших окопах / не спит поредевший в боях батальон. / За нами в руинах, в дыму Севастополь, / огнем дальнобойным гранит опален», – и собственные стихи с мотивами осознания феномена войны. Дарья Корнилова, дочь поэта Владимира Корнилова, хорошо знала Константина Левина – инвалида войны, не издавшего при жизни ни одной книги, но внесшего ценный вклад в копилку послевоенной рефлексии: «Чему и выучит Толстой, / уж как-нибудь отучит Сталин. / И этой практикой простой / кто развращен, а кто раздавлен…»

Сквозным сопровождением вечера стала музыка – Павел Щербинин, артист Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, исполнил песню «Ты рядом» на стихи Юлии Друниной; прозвучала запись двух песен (на стихи Старшинова и Долматовского) в исполнении певца и композитора Анатолия Шамардина.