Этот зверь не простой

Поэзия – это вечная музыка, считает Владимир Микушевич. Фото Сергея Васильева

В арт-проекте «Бегемот Внутри» прошла презентация книги «Вместилище миров, престолов и эпох. Поэты Франции в переводах Владимира Микушевича». В книге собраны тексты поэтов с XII по XX век, над которыми переводчик работал в течение полувека.

Во вступительном слове Владимир Микушевич разъяснил, что французскую поэзию, по словам Кретьена де Труа, отличают от других «ученость и учтивость», воспринятые ею от Греции. Начало вечера было посвящено бестиарию – жанру старофранцузской поэзии, как раз восходящему к греческому «Физиологу». «Это книга о животных, но и о сотворении мира, божественного и осмысленного, в котором человек жил до нового времени и по которому тоскует поныне», – поведал переводчик. Этот жанр чрезвычайно живуч, существует и в XX веке (пример – Гийом Аполлинер, в музыке – Морис Равель). Любимым фантастическим животным переводчика является единорог. Прологом ко всей современной поэзии он считает текст Филиппа Танского о нем: «Этот зверь не простой: / Рог во лбу золотой. / Зверь, помеченный Богом, / Прозван единорогом, / И не так уж силен, / А сдается в полон / Не царю, не царице, / Только чистой девице… Образ Единорога / Возвещает нам Бога».

На вопрос о старофранцузском языке Микушевич ответил, что это совсем другой язык по сравнению с современным.

Убаюкав слушателей простыми параллельными рифмами бестиариев Гийома Норманского и Ришара де Фурниваля («Бестиарий любви»), переводчик перешел к стихам поэтов, несколько ближе к нам по времени – как известных (Франсуа Вийон, «Баллада повешенных», и Франсуа де Малерб, фактически создавший французский классический стих), так и незаслуженно забытых (Иоахим дю Белле). Говорили о Вольтере, оказавшем влияние на Александра Пушкина не только в философском, но и в поэтическом смысле, что чудесно отразил перевод: «Ну не безумец ли завзятый / Для вас я в замыслах моих. / Когда к зиме восьмидесятой / Моя слагает муза стих…». И о легендарной фигуре – графе Сен-Жермене, придавшем алхимии философский смысл: «Пытался я постичь природу в каждой сфере. / Далась мне грамота вселенной в основном». Попутно слушатели узнали несколько почти фантастических фактов его биографии.

От стихотворения «Что говорят ласточки» «безупречного поэта» Теофиля Готье логично перешли к «одному из последних великих мастеров французского классического стиха» Виктору Гюго, который в России вовсе не известен как поэт, – и в планах переводчика издание книги его стихов. Затем – к Шарлю Бодлеру, чье нашумевшее стихотворение «Украшения» (было запрещено судом к печати как непристойное, затем восстановлено в правах) не раз уже переводилось Микушевичем: «Разделась моя госпожа догола… / Для нее в темноте не бывает затменья… / Так чиста в череде страстных метаморфоз, / Что за каждый мой взгляд награжден я сторицей…»

Завершили личную антологию переводчика стихи, выходящие за пределы обычных представлений: «Гласные» Артюра Рембо и верленовское «Искусство поэзии», начало которого переведено в пастернаковской манере: «Лишь музыка первооснова… / Умей ты выбрать на авось / Слова без ложного стесненья, / Чтоб в них, пусть не без опьяненья, / Несбыточное завелось…», однако вызвало у слушателей и образ Владимира Маяковского: «Поэзия вся – езда в незнаемое». Именно в этом и видит суть поэзии Микушевич. Завершая развернувшееся обсуждение, он подытожил: «Поэзия – это вечная музыка, которая не соприкасается со словесной суетой».

Вполне символично встреча закончилась чтением Микушевичем своих стихотворений, одно из которых было представлено также в переводе на армянский язык.