Режиссер Владимир Иванов и актриса Эвелина Сарибекян на сцене Театра имени Вахтангова. Фото Валерия Мясникова
В День памяти Анны Ахматовой в театре им. Евгения Вахтангова, со сцены «Студия», звучали отрывки из дневников, воспоминаний и писем Анны Андреевны, ее стихи, а также стихи Блока, Бродского и Мандельштама. Литературную композицию, замысел и постановку спектакля «Бог сохраняет все» выстроил режиссер Владимир Иванов.
С ним работали художник Максим Обрезков, музыкальное оформление – Вячеслав Жуков и др. Композиция стала дебютом в Театре им. Евгения Вахтангова актрисы Эвелины Сарибекян. «Эта работа зародилась в апреле 2021 года в ответ на просьбу Эвелины помочь ей в подготовке к выступлению на показе петербургской художницы Натальи Лесковой, куда она была приглашена прочесть фрагмент из воспоминаний Ахматовой об итальянском художнике Амадео Модильяни. Так я открыл для себя книгу гениальной Женщины и Поэта. Вчитываясь во все новые и новые подробности невероятной по наполненности и драматичности жизни Анны Андреевны, поражаясь тому, как проявляется то непростое время, в котором она жила, люди, которых ей послал Бог», – отметил Иванов.
Сарибекян в свободных, расписанных вручную Лесковой одеждах вышла на сцену с символичными строками Ахматовой: «Есть три эпохи у воспоминаний...» И все зрители словно расслышали, как «…тикают часы, весна сменяет / Одна другую, розовеет небо, / Меняются названья городов, / И нет уже свидетелей событий, / И не с кем плакать, не с кем вспоминать…»
Иванов всегда изящно подводит зрителя к финалу, даже если заявляет о нем с самого начала. Этот моноспектакль открывает советский период творчества Ахматовой – актриса читает письмо поэтессы Анатолию Найману, написанное в 1960 году и отправленное из Ленинграда в Москву: «Последнее время я замечаю решительный отход читателя от моих стихов. То, что я могу печатать, не удовлетворяет читателя. Мое имя не будет среди имен, которые сейчас молодежь (стихами всегда ведает молодежь) подымет на щит». После чего в прозу жизни вновь врывается поэзия: «Забудут? – вот чем удивили! / Меня забывали сто раз, / Сто раз я лежала в могиле, / Где, может быть, я и сейчас. / А Муза и глохла и слепла, / В земле истлевала зерном, / Чтоб после, как Феникс из пепла, / В эфире восстать голубом».
Эпистолярный жанр перекликается с поэзией, она, в свою очередь, с мемуарной прозой, и так, постоянно чередуясь, они раскрывают замысел режиссера – рассказать о малоизвестной Анне Андреевне. Без отсылки на хрестоматийный «Реквием», с акцентом на ее очерк о Модильяни, на листки из дневника с подробным описанием близких отношений с Блоком и Мандельштамом, а также с вихрем воспоминаний актрисы Фаины Раневской, Бродского и Наймана о трогательных встречах и тяжелых разлуках. «Человеческая память устроена так, что она, как прожектор, освещает отдельные моменты, оставляя вокруг неодолимый мрак», – писала Ахматова. Вот – вспышка: «…мы втроем (Блок, Гумилев и я) обедаем (5 августа 1914 г.) на Царскосельском вокзале в первые дни войны (Гумилев уже в солдатской форме). Блок в это время ходит по семьям мобилизованных для оказания им помощи. Когда мы остались вдвоем, Коля сказал: «Неужели и его пошлют на фронт? Ведь это то же самое, что жарить соловьев».
По свидетельству Наймана, спустя годы Ахматова сниматься на Ленинградском ТВ отказалась, но согласилась записать на магнитофон рассказ о нескольких встречах с Блоком. «Когда очередь дошла до ее выступления, ведущий объявил, что, благоговея перед именем, не может объявить его сидя, и встал. Оператор был к этому не готов и довольно долго показывал его живот. Зазвучал голос Ахматовой, и только тут камера стала медленно подниматься к лицу стоявшего. Он же тем временем начал неуверенно садиться и исчез из кадра: некоторое время ахматовские фразы раздавались на фоне пустой стены. Однако окончательное впечатление от всего вместе было торжественное, таинственное и пронзительное», – вспоминал Найман. Завершился вечер стихотворением Бродского «На столетие Анны Ахматовой», перед чтением которого Сарибекян положила розу перед портретом поэтессы.
комментарии(0)