Нас раздерут на голоса и минералы

Поэт Ростислав Ярцев сам себе аккомпанировал на синтезаторе. Фото автора

На литературно-музыкальной площадке «Книжный в Клубе» клуба «Клуб» (простите за невольную тавтоллогию) прошло концептуальное действо, которое по случаю презентации своей второй книги «Свалка» устроил поэт, филолог Ростислав Ярцев. Книга со стильным минималистичным дизайном (строго черная однотонная обложка) вышла в издательстве «Формаслов» пока что небольшим тиражом, но зато с предисловием критика Валерия Шубинского, послесловием критика Ольги Балла и с выносом на последней странице обложки отзывов таких поэтов, как Алла Горбунова, Лев Оборин и Мария Степанова.

В небольшом затемненном зале (горели небольшие софиты, крутился мерцающий шар), построенном по этажному принципу – невысокая сцена, партер и амфитеатр в виде зала со столиками, – что удивительно и приятно, собралась простая публика. Знакомых поэтов были считаные единицы. И публика была довольно молодая, причем партер оккупировал блистающий нарядами женский цветник. А числом эта публика составила примерно человек 60, что ныне на литвечерах бывает нечасто.

Герой действа, облаченный в черное одеяние наподобие фрака с серебристой бабочкой, с гладко зачесанными назад волосами (имидж, сразу скажем, настроил слушателей на эстетику Серебряного века), приветствовал публику, выразив скромное, но радостное удивление количеству народа. «Сначала предоставляю слово замечательному критику и философу Ольге Балла, которая написала статью для книги, а потом уже сам буду вам что-то читать и напевать, примерно минут на 40», – столь же скромно обозначил Ростислав.

Балла в «совином» наряде и с браслетом в виде совы (это ее тотемное животное) обозначила несколько важных и ключевых вещей: «Название нового сборника, кстати, не кажется мне удачным: слишком оно прямолинейно. Тщательно выстроенное не способно быть «свалкой» по определению…» По поводу структуры критик высказалась так: «Первому, поверхностному взгляду книга может увидеться выстроенной как катастрофическое движение. От «Сада», от его «песен» – через дикий, темный, не ориентированный на человека «Лес» (не тот ли сумрачный, в котором посередине странствия земного оказался другой поэт?), через отчужденный от природы «Город» – к «Свалке». Но есть множество оснований прочитать то же самое как рост: от вечных, архетипических корней – нет, не вниз, как, по видимости, построено здесь все движение. Все поэтическое событие книги в целом предстает лишь одним из промежуточных этапов большого движения, а заключительные слова («…лягу в травы») – точкой, оттолкнувшись от которой, возможно, и необходимо начинать путь вверх. И этот путь тут уже обещан – как парадоксальное возвращение к изначальной, ясной тишине».

Презентация книги Ярцева стала даже не концертом, в котором каждый номер отделен, а продуманной поэтическо-музыкальной композицией, где стихи и песни были, как подводными течениями, связаны архетипичными корнями и символами, на которых построена поэтика Ярцева. Символы эти окунались в прошлое – через символистов Серебряного века уводя в глубь к прерафаэлитам и в Средневековье, но не переставали быть современными. Как бы пробуждая от метафизических состояний смерти, любви, войны или заставляя их переосмыслить, в ткань действа врывался XX век – «Город золотой» Хвостенко и Волохонского, исполнявшийся Борисом Гребенщиковым (признан иноагентом на территории РФ), «Прогулки по воде» группы Nautilus Pompilius, «Молитва» Булата Окуджавы, советские песни «Нежность», «Скоростное шоссе», «Звездочка моя ясная» и, конечно же, Александр Вертинский – «Креольчик» и другие песни. Поэт сам себе аккомпанировал на синтезаторе, многие вещи предстали в необычных аранжировках. Были война и тьма, огонь и холод, цветы и смерть, а кончилось все, как было сказано, светом: «Я твоего коснусь лица и лягу в травы./ Нас раздерут на голоса и минералы. Когда зима разверзнет ад, о Боже правый,/ я стану свет, я стану страх, я лягу в травы».