Аргентина манит утконоса

Участники поэтического вечера. Фото Александра Сараева

Поэтический вечер студентов Литинститута прошел в Культурном центре им. академика Лихачева. Выступали Злата Яновская, Александр Сараев, Роман Шишков и Григорий Батрынча, принял участие поэт и культуртрегер Борис Кутенков.

Открыл вечер Шишков, в последнее время все больше держащий курс в сторону сдержанного описательного верлибра. Его тексты нельзя назвать безэмоциональными, но сила в них возникает на уровне образа (страшного, демонического, отражающего внутреннюю борьбу), а не на уровне эмоционального выпада. В них мало авторской субъективации, зато много фактологической честности: «Поезд ускоряется от страха смерти./ У всякого машиниста глаза сбитой косули./ Но бесстрашен тот и бессмертен,/ Кто видал алый цветок тревоги и секса». Однако самое сильное впечатление вызвало более привычное силлабо-тоническое стихотворение, особенно его финал, летящий, печальный и мудрый: «Зима летит над кладбищем/ Запавшей белой клавишей./ Нет в музыке покоя/ (Когда ты знал такое?)/ Зима уснет на лавочке –/ Укутает сугроб./ Здесь, как пингвин вразвалочку,/ Уходит всякий в гроб.// И мы уйдем: в земле/ Теплей, чем на земле».

Тихий голос Яновской контрастировал с ее же твердостью интонаций: «гремит как детская обида, как взрослая беда/ через сопки извергается из сердцевины Земли, –/ золотая могучая лава/ кипит в золотой середине,/ где злость и милость, смелость и стыдость, гадость/ и застывает, как было, прошедшая по нам лавина,/ золото чернеет на глазах». Яновская уверенно развивает мифопоэтику, в которой некоторое семантическое упоение сочетается с верой в художественный образ, а границы регулярного стиха чрезмерно тесны для перехлестывающего самое себя говорения. Название подборки – «Расплескано пятно слепое» – в этом смысле характерно и несобранностью, ставшей органичной чертой стиля, и «слепотой» как аналогом доверия к языку, который ведет поэта.

На фоне Шишкова и Яновской выступление Батрынчи отличалось выверенной артистичностью исполнения (по мнению некоторых, даже чрезмерной). Хитом подборки, прочитанным в характерной слэмовой манере, стало стихотворение «про утконоса»: «аргентина манит утконоса/ раньше он был по миру разбросан/ кто родился в аргентине отзовись/ кто родился в палестине улыбнись». Лирические поиски Батрынчи простираются от интеллектуальных игр, где вызывающая демонстрация приема – следствие все того же энергетического воздействия на публику, до демонстрации метода (стихотворение, не ограничиваясь им, с разным успехом выходит к иным бытийным измерениям): «железо железо железо желе:/ анапест анапест анапест/ и музыка вновь раскачалась во мне/ и стала серебряной запись».

Завершил вечер его организатор и инициатор – Александр Сараев. Его лирический герой – временами библейский Иов, бросающий вызов Богу за нарушение порядка мироздания, порой – трогательный достоевский мальчик у Христа на елке, мечтающий о потерянном рае как бывшем порядке вещей и выстраивающий его в своем воображении.

Вечер продолжился в жанре неформального общения. Зашла речь в том числе и о любимых поэтах, среди которых Сараев назвал Григория Дашевского; в свете его поэтики некоторые сараевские вещи воспринимаются по-другому – и влияние его длинных сюжетных вещей, и сдержанность, и – в лучшем смысле – нетребовательность письма явно не прошли мимо молодого поэта.