Да, господин судья, убила Адама я

Живая женщина, а не томная салонная барышня. Фото Николая Милешкина

В малаховской библиотеке «над оврагом» прошло очередное мероприятие проекта «Вселенная» – творческая встреча с московской поэтессой Ульяной Валерьевной (в конце заметки читатели узнают, почему Ульяна Попрухина – так зовут гостью клуба «в миру» – выбрала для себя такой поэтический псевдоним).

Ульяна, хорошо известная среди любителей поэзии в Сети как поэт, участник и редактор поэтических конкурсов и довольно часто появляющаяся на столичных чтениях, призналась, что «сольная» авторская встреча проходит для нее впервые. Это немало удивило куратора «Вселенной» Николая Милешкина, который за годы культуртрегерства повидал многое и абы кого в свой клуб не приглашает.

История первой и единственной на сегодняшний день книги Ульяны Валерьевны, которую поэтесса рассказала своим слушателям, удивила не только ведущего. Книга «Графомамское» (к слову, ее автор – мама троих детей) была выпущена в 2017 году тиражом в три экземпляра. Один из них остался в распоряжении издательской платформы, второй – подарен друзьям, третий, авторский, весь в разноцветных закладках, был выборочно, вместе с новыми стихами, в том числе – стихами этого лета, прочитан на творческой встрече.

Подзаголовок и аннотация сборника – «Очень женские стихи», «Сборник короткометражек. Рифмованные зарисовки из жизни отдельно взятой женщины. Сиюминутное настроение, которым захотелось поделиться» – точная характеристика поэтического творчества Ульяны, но не в смысле жанровости. Женская лирика в данном случае – это стопроцентно личностные стихи, написанные поэтом с ярко выраженным (наверное, отсюда это «очень» в подзаголовке) женским началом.

Именно – началом, а не самоидентификацией. Если что-то и происходит в стихах Ульяны Валерьевны феминистического, то исключительно в ироничном контексте: «Да, Господин судья,/ Убила Адама я./ В портвейн добавила яд./ Кот убежал, а змея и не было, говорят». Хотя и такие стихи в итоге оказываются любовными.

Женственность поэзии Ульяны Валерьевны – это каким-то образом наполняющая их нежность с некоторой примесью взбалмошной сумасшедшинки (в другом случае я бы назвал это сюрреалистичностью): «Лунные пароходы гудят о нежности./ Я их не слышу./ Скорости звука недостаточно./ Звездные прачечные закрыты,/ Звезды тусклы,/ Их взгляды минорны,/ Соцсети вытащили из моря сор: маски, перчатки./ Океанские медузы задыхаются в мусоре и не поют./ Налей мне в хлопья молока из бутылки!/ Стеклянной бутылки Млечного Пути».

При этом по упругости речи, энергичности высказываний и образов Ульяна вполне способна дать фору многим поэтам-мужчинам: «Не задумываясь, справится она или не справится,/ каждое божие утро рисует ЛЭП./ В набросках не разберешься без пол-литры./ Рвутся провода, бьются изоляторы, выключается свет,/ в той самой краске «Невской палитры»./ Изо дня в день, в 220 киловольт или лет/ рождается новая ЛЭП». Да, живая женщина, а не томная салонная барышня выступала в Малаховке солнечной августовской субботой.

Так вот о псевдониме. Слушатели, конечно же, захотели знать, почему Ульяна Валерьевна выбрала себе такое необычно звучащее для несетевых любителей поэзии творческое имя.

«Понимаете, – отвечала Ульяна Валерьевна, – женщина иногда меняет свою фамилию, но отчество остается с нею…» А что другое вы хотели услышать от автора «очень женских» стихов?