Мы были первопроходцы

Презентация «Летописи жизни Николая Гумилева» собрала в Литмузее поклонников поэта и знатоков истории Серебряного века. Фото Николая Носова

В Государственном музее истории российской литературы имени В.И. Даля, что в Трубниковском переулке, была представлена трехтомная «Летопись жизни Николая Гумилева на фоне его полного эпистолярного наследия». Научный сотрудник музея Лидия Богданова и главный редактор издательства «Азбуковник» Ирина Барсэл вспоминали создателя этих томов с большой благодарностью – и грустью. Увы, Евгений Евгеньевич Степанов не дожил до выхода «Летописи». А ведь он посвятил ей жизнь.

Выступившая на вечере филолог Татьяна Лисичкина три десятилетия была подругой и верной помощницей Евгения Евгеньевича. Это она некогда увлекла его Гумилевым, само имя которого было под запретом… Физики по основной профессии, «Таня-Женя» (так все их называли) начали свой путь в конце 70-х годов. «Мы были первопроходцы». Какое гумилевское слово! Они собирали материалы, свидетельства, фотографировали, щедро делились находками, устраивая гумилевские вечера со «слайд-фильмами». Им удалось посетить все места (нередко полузабытые, заброшенные), связанные с именами Гумилева и Ахматовой: Бежецк, Слепнево, Градницы... Степанов дружил со Львом Гумилевым и с внебрачным сыном поэта – Орестом Высотским. Лев Николаевич нарек своих молодых друзей «типичными пассионариями».

Поэт, литературовед Борис Романов процитировал гумилевскую строчку: «…Что делать нам с бессмертными стихами?» Он упомянул книгу Романа Тименчика «История культа Гумилева». Степановский трехтомник продолжил эту историю. О любви на вечере говорили все. Поэтесса Наталья Ванханен вспоминала 60-е годы, Анапу, пионерлагерь. Мальчик со сцены читает стихи неизвестного поэта: «На полярных морях и на южных…» Литератор Татьяна Альбрехт призналась, что влюбилась сначала в книжку самого Гумилева, а теперь – в трехтомник Степанова. Опытному архивисту особенно близка его дотошность: «Книга должна стать настольной!»

С этим утверждением согласился литературовед Сергей Зенкевич, полушутя назвавший «Летопись» «Евангелием от Евгения». Короткая жизнь поэта, по наблюдению Зенкевича, удивляет «четкой выстроенностью, архитектурностью», распадаясь на пять ровных семилетий, границы между которыми – события наиболее знаменательные. Остановившись на последнем семилетии, Зенкевич развенчал многие мифы. И сам Николай Степанович предстал живым человеком со слабостями и пороками. Детально литературовед говорил о деле так называемой Петроградской боевой организации, и оценка роковых для Гумилева событий была непривычной. Неожиданным был и сделанный вывод: ни в коем случае не реабилитировать Гумилева посмертно! Ведь это лишило бы убитого поэта права быть личностью, отвечающей за свои поступки. Путешественник Николай Носов говорил об экспедициях Гумилева, чья этнографическая коллекция, хранящаяся в Санкт-Петербурге, – вторая по значимости после находок Миклухо-Маклая.

Все ораторы были искренни, эмоциональны. Наверно, поэтому так удачны были их экспресс-портреты, выполненные прямо во время выступлений художницей Сайдой Афониной.