Книги, найденные в подъезде

В рамках цикла «Уйти. Остаться. Жить» в клубе «Стихотворный бегемот» состоялся вечер памяти поэта, переводчика Владимира Полетаева (1951–1970) – студента Литературного института им. А.М. Горького, чью книгу «Небо возвращается к земле», вышедшую в 1983 году, редактировал поэт Олег Чухонцев. Вечер открыла Ремма Арштейн, подруга юношеских лет Полетаева, которой его родители перед смертью завещали архив поэта, – и рассказала про «отношение к работе переводчика как к самому высокому творчеству – в отличие от отношения к ремеслу»: поэт свободно говорил по-грузински, интересовался грузинским искусством и культурой, в совершенстве знал английский, переводил с подстрочников еще с нескольких языков. Были прочитаны переводы из Райнера Марии Рильке: о нем Полетаев говорил, что «переводить его – упоительно тяжело, так как одна мысль вытекает из другой – и все они идут через чувство»: «Но руки, простираемые в небо,/ необоримо тянутся к земле./ Вечернее я знаю запустенье,/ аркады парков, тлеющих во мгле,/ оград и статуй бледные виденья,/ прозрачные девичьи песнопенья,/ потемками блуждающие слепо,/ дыханьем тающие на стекле», с украинского – из Павла Тычины, «вырывающийся из-под строчек смех» которого Полетаеву, по его словам, хотелось усилить: «Ох, и ходит, да все проходит/ Трактористка на каблуках./ – Ах ты, боже, ну для чего же/ Всюду книжку носить в руках?/ Ой, ты, парень, парень,/ С вами сладу нет,/ Оттого и книжка, –/ Вот и весь секрет».

Автор этой заметки рассказал, что среди поэтов антологии рано ушедших поэтов «Уйти. Остаться. Жить», в новый том которой войдет большая подборка Владимира Полетаева, есть те, кого историко-литературный контекст сам обязывает включить в себя, а есть те, кто сразу становится «твоим» поэтом, и чувствуется, что тебе кто-то доверяет заниматься его наследием. Владимир Полетаев – однозначно из вторых. Для понимания этого достаточно уже таких совпадений: когда автор этих строк, отчаявшись выйти на его наследников, нашел в Facebook сообщение поэта, филолога, директора Государственного литературного музея им. В.И. Даля Дмитрия Бака о почти мистической истории, когда тот обнаружил в подъезде дома, куда он вселился (а это был тот дом, из окна которого выбросился Полетаев 30 апреля 1970 года), вынесенные в подъезд книги Владимира. По словам Бака (к сожалению, не пришедшего на вечер), он тоже почувствовал неслучайность этого и необходимость заниматься творчеством младшего собрата. Завещания «далекому потомку» раскиданы по стихам Полетаева:

А где-то 

шестнадцатилетний,

Неосторожный человек

Идет моим неверным следом –

Неверным следом – 

белым светом.

Ему пребудет первым снегом,

Быть может, 

мой последний снег.

Кинокритик Татьяна Сергеенко говорила о «поэтической памяти, знании всего на свете», свойственной людям, близким к гениальности. Ее слова подхватила Ремма Арштейн, сказав: «Мы были дети, жившие в благополучных семьях, но наш душевный опыт был большой – он был книжный в том смысле, что мы проживали жизни героев. Литература была тем воздухом, которым Володя дышал, – он знал невообразимо много в русской поэзии». Поэт и критик Валерия Исмиева сравнила Полетаева с Паулем Целаном, бросившимся с моста Мирабо, и предположила, что начинавший как классицист (в поэтике тонких смещений и семантических сдвигов внутри классической просодии) поэт мог со временем прийти к совершенно другой эстетике. Собравшиеся выразили надежду на скорое издание книги Полетаева – составителю которой потребуется чутье различения ярких жемчужин среди этой внешней «традиционности» и которая будет отличаться от издания 1983 года, созданного с оглядкой на советскую цензуру. На вечере было много совсем молодых людей, слушавших о своем ровеснике, затаив дыхание, – а значит, надежда на продолжение рецепции творчества Полетаева актуальна.