Шанс отметить чудотворца

Екатерина Ливи-Монастырская отметила лирическую прозрачность мироощущения поэта Ильи Асаева. Фото Сергея Матвеева

В рамках проекта «Они ушли. Они остались», посвященного поэтам, ушедшим молодыми в XX веке (куратор – Борис Кутенков) в библиотеке им. Трифонова прошел вечер памяти поэта и барда Ильи Асаева (1964–1993) и презентация второго издания его книги «Мы затеяли жить…».

Мать поэта, Любовь Федоровна Асаева, делилась с аудиторией уникальными фактами биографии поэта. Она рассказывала о роли гитары и дружбы в его судьбе, о том, что он был яркой личностью, положительно запоминавшейся, к примеру, где он встретил многих своих друзей. Илья умел шутить, но рано познал и горечь бытия. Звучали его песни. Читались его стихи. «Ну что с ним делать? Перекрасить кровь/ В какой-нибудь сумбурно-красно-синий?../ Все песни – непонятная любовь,/ Все песни – непонятная Россия».

Своими впечатлениями от стихов Ильи Асаева делились поэты, литературные критики. Клементина Ширшова говорила о проверенной традиции, на языке которой уже трудно создать что-либо новое. Однако Асаеву удалось невозможное: он придал силлаботонике новое неповторимое звучание, и его ни с кем не спутаешь, отметила Ширшова. Вторя ей, автор этих строк говорил о силе личности Ильи Асаева, которая сохраняет традицию и не равняется ей. С размеренным, но отнюдь не «гладким», напротив, трагичным мироощущением Ильи Асаева согласуется его живая причастность стихии музыки. «Светись, светись, душа! Космическая сфера/ Твой шарик облачит в скафандр Агасфера…/ Пространство пронесет – и клавишу, и кисть/ Сквозь атомный распад; сквозь вымершие воды;/ И выложит впотьмах на берегу природы/ Как жертву и как дар. Светись, душа, светись!»

О священном безумстве нот в творчестве героя вечера говорила Валерия Исмиева. На конкретных примерах из Асаева она акцентировала родство его стихов и восточной поэзии суфиев. В ней культивируется музыкальный экстаз, объясняла Исмиева, обнаруживая ориентальные составляющие в творчестве Асаева.

Надежда Антонова говорила о ренессансной многомерности Асаева и делилась с аудиторией своими открытиями из области ритмики «Осенней фантасмагории» поэта. Выступавшие отмечали и бездонную глубину поэтической меланхолии Асаева. Ираида Кельмелене (ее отзыв зачитывался, так как сама Ираида приехать на вечер не смогла) поведала о том, что Асаеву был близок трагический Лермонтов. При своем обостренно трагическом мироощущении, при своих утонченных нервах поэт боялся кого-то обидеть, бережно относился к слову и трепетно относился к дару жизни…

Екатерина Ливи-Монастырская акцентировала острый трагизм и в то же время лирическую прозрачность мироощущения Асаева, связав ее с мотивами окна и стекла, сквозь которое виден не солнечный день, не бушующий май, а декабрьский мрак, сопровождаемый луной. Владимир Пряхин говорил о своем преодолении первоначального равнодушия к творчеству Асаева, сложности его стихотворной материи и желании вчитываться.

В заключение выступила ведущая литклуба «Личный взгляд»  Людмила Вязмитинова. Илья Асаев, по ее мнению, не мечтатель, устремленный в облака, и уж тем более не певец земли. Асаев поэт бесконечно многомерный и в то же время лирический, прозрачный, ясный по мироощущению, отметила Вязмитинова, особенно выделив стихотворение «На хуторе»: «Глубинный всплеск полуночной воды;/ Так, шаря в планетарии колодца/ Ведром для извлечения звезды,/ – Есть шанс в себе отметить чудотворца».

Мать поэта поблагодарила всех выступавших.