Читал стихи, словно пил вино…

Анатолий Найман пил чай, но стихи читает так, словно пил вино... Фото Сергея Васильева

В литературном клубе «Стихотворный бегемот» выступил Анатолий Найман – поэт, который на публике появляется нечасто и даже по случаю своего 80-летия, два года назад, не порадовал поклонников творческим вечером.

Местом встречи стала библиотека «над оврагом» в Малаховке, пожалуй, главная площадка клуба. Свое выступление Найман начал с чтения стихов из книги «Незваные и избранные», которая вышла шесть лет назад. Поэт отметил, что, вопреки утверждению издателей в предисловии к книге, она не стала «итоговой», неким «надгробным камнем». «После выпуска книги «Незваные и избранные» у меня вышли еще две книги, и сейчас третья в производстве. Они отличаются от предыдущих тем, что для меня открылась не то чтобы свобода, а ощущение, что я ничего никому не должен, что я – последняя инстанция. И нет уже больше «редакторов» того, что я пишу, – как сложатся книги, как напишутся они, так и будет».

Читал Найман с особой, какой-то ностальгически-обаятельной интонацией: «Я читал стихи. Словно пил вино./ Захмелел давно, с первых слов,/ и сильней не пьянел. Не считал глотков./ Тяжелел. Было мне кирно./ Не хватало сил языком язык/ отжимать, чтоб в кровь алкоголь/ посылал, растворяя восторг и боль,/ к каждой строчке чиркая: sic!..»

На протяжении встречи у поэта органично возникали воспоминания, они чередовались со стихотворными строками. Он рассказал, какие реалии отразились в стихотворении «Мотивчик отзвучал, его кладут на дно…». «Мы ехали на такси в Комарово с Ахматовой. И она вдруг сказала: где-то здесь похоронен Зощенко. Я попросил остановить машину, вышел, пересек шоссе. Это было Сестрорецкое кладбище. Прошел метров 10 вглубь от шоссе, и там была могила Зощенко».

Второе воспоминание, «попавшее» в эти стихи, связано с образом друга юности. «Вообще-то говоря, все дело в стихах – это поймать мотивчик», – обронил как-то Бродский в 90-е, во время задушевного ночного разговора. Об этом также рассказал Найман и тут же закономерно перешел к стихотворению «Я знал четырех поэтов...».

Закончив, сообщил, что с тех пор, как написано это стихотворение, еще не было случая, чтобы после чтения кто-то не спросил, кто эти «четыре поэта». И добавил: «Это не викторина, чтобы отгадывать. На этот вопрос я не отвечаю. Это могут быть любые поэты, которых можно идентифицировать как четверку».

Выбор следующего стихотворения – «Картина в раме» – поэт прокомментировал так: «Читаю, потому что полагается мне это стихотворение читать. Иначе какой-то обман происходит – ведь всегда есть хотя бы один человек среди публики, который ждет этого или похожего стихотворения».

После окончания встречи кто-то из слушателей отметил, что поэтом было сказано все, что хотелось услышать. Действительно, Найман был предельно искренен и щедро делился сокровенным. Так, он отметил, что полностью согласен со словами Арсения Тарковского, сказанными им на похоронах Ахматовой, что ее смерть – это конец русской поэзии. «В период от Пушкина до Ахматовой в русской поэзии было качество, которое лучше всего передается такими словами: горло сжимает, когда читаешь стихи». «Чемпионом захватывания горла» Анатолий Генрихович назвал Александра Блока.

О том, что повлияло на его становление как поэта, сказал так: «Здесь первую роль, огромную роль сыграло мое знакомство и потом дружба с Ахматовой. Она абсолютно не учила писать стихи, не учила поэзии, а просто как-то реагировала на наши стихи и сама писала».

После выступления Анатолий Генрихович в окружении своих поклонников прошелся пешком до платформы Малаховка. По дороге поэт то и дело подавал милостыню людям, с регулярностью проходившим вдоль вагона с протянутой рукой.