От архаики к авангарду

Зульфия Алькаева – современная Сэй-Сёнагон. Фото автора

На последнем заседании литстудии «Личный взгляд» (ведущая – Людмила Вязмитинова) в библиотеке им. Жуковского была разобрана подборка поэтессы Зульфии Алькаевой. Дискуссия вокруг ее стихов разгорелась яркая и интересная – и об образности, и о метафорах, и о техниках живописи, и о многом другом. По общему признанию, истоки поэтики автора – в зрительных образах и зрительном способе восприятия.

Поэт Клементина Ширшова отметила близость этих стихов к Заболоцкому – сумасшедшей накруткой образов и их неожиданностью, где-то более, где-то менее оправданной. Яркий пример – строки: «В конце плацкарты переулка кран открыт…/ Медузно липнет к сапогам, не умирает лужа./ А проводник сбежал./ Топчите кипяток!/ В плафоны фонарей уже проникла сырость/ и выше потекла...» Более актуальным направлением для развития этой поэтики Клементина посчитала работу с образом, чем неистовые эксперименты с языком.

Стихи Алькаевой близки древнеяпонской эстетике, они созерцательны, медитативны, при знакомстве с ними первым делом на ум приходят «Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон. У Алькаевой много верлибров. Ее тексты описательны и неброски, но это не отменяет их тонкости. Чаще всего ее стихи – не монументальные полотна, это зарисовки, этюды, но в некоторых случаях они становятся прекрасными картинами. Так, например, «Дерево знает» отсылает нас к индоевропейской мифологеме мирового древа и одновременно к работе бессознательного: «Дерево знает,/ как темно под кожей.../ Белые червячки корней/ вытолкнут зелень наружу,/ чтобы листья и ветки и ствол/ ощутили сполна/ невесомость света/ и тяжесть голой воды…»

Говорилось и о том, с чем нужно работать. Много вопросов возникло к литературным штампам. Сошлись на том, что автору подборки удается создать из уже привычных оборотов нечто индивидуальное. Ведущая студии, критик Людмила Вязмитинова заметила, что отличительной особенностью поэзии Зульфии является стремление к глубокой метафоре, а также экспериментирование в духе «суммы технологий» и авангарда, что дает интересную личностную эстетику. Поэт и музыкант Роман Шебалин посчитал, что это вполне традиционный авангард в рамках того процесса, который известен нам уже лет 100. «У меня на каждое произведение было жесточайшее дежавю, причем не отсылающее к тому, что было 100 лет назад, а к тому, что было в 80-е, 90-е, и т.д. Того самого сдвига и того, что хватает и тащит и заставляет удивить «лица необщим выраженьем», я здесь не увидел…»

Ему оппонировала Людмила Вязмитинова, утверждая – автор сочетает уже известные приемы, но подбирает их в индивидуальном порядке. Примером такого подхода критик назвала стихотворение «Ася», в котором автор говорит о кошке, опосредованно передавая собственную позицию: «Ася прячет свой день внутри, как слепого котенка,/ и не выходит из дома./ Сидит на комоде меховой свечкой,/ горит себе и не ждет свободы».

Екатерина Ливи-Монастырская отметила четко просматривающееся женское архаичное начало – на примере стихотворения «Чужестранцы». Образ автора сливается с образом прародительницы, сказительницы, плакальщицы, и это является даже оправданием штампов, как повторяющихся в культуре элементов.

Поэт Борис Кутенков указал на искусственные метафоры, оставляющие у него впечатление пустой игры слов, рекомендовал пересматривать отношение к читателю, забыть о том, что ему должно быть красиво. Поэт Андрей Цуканов подчеркнул, что в стихах Зульфии идет речь даже не о «сумме технологий», а о «сумме женских технологий», они идут от некоей детали, на которую наслаивается своеобразное восприятие мира. Своеобразный итог жесткому обсуждению подвела Наталия Черных: стихи Зульфии разные на уровне изобразительной манеры, и того, что называется трюизмами, в текстах достаточно. Но индивидуальность авторского взгляда, богатая звукопись, как в стихотворении «Ася», меняют все, а потому трюизмы теряют здесь свое качество. Манера автора очень женственная, архаичная, Зульфия работает с полутонами, идет за звуком. Прямо как у Елены Исаевой: «Я слышу звук, и я иду на звук…»