Бахыт Кенжеев и Геннадий Каневский устроили воображаемую прогулку по Москве. Фото автора
В Доме Телешова прошел вечер из цикла «Москва и немосквичи», в котором приняли участие поэты Геннадий Каневский и Бахыт Кенжеев. Вел его поэт и культуртрегер Юрий Цветков. Как известно, в рамках цикла поэтам предлагается читать стихи о Москве либо как-то с нею связанные. Помимо подходящей атмосферы старинной московской усадьбы вечер был оживлен интересным подтекстом, связанным с рождением и проживанием героев. Бахыт Кенжеев родился в Чимкенте, но тем не менее с двух лет жил в центре столицы, а Геннадий Каневский родился в Москве и жил на окраине, в Коптеве. «Да Бахыт больше москвич, чем я!» – воскликнул Геннадий, когда вспомянули место рождения первого. Что ж, в итоге получилось интересное скрещение и преломление взглядов на любимый поэтами город.
Начался вечер с «домашнего задания» проекта «Культурная инициатива», организовавшего вечер. Геннадий Каневский зачитал рассказ, передающий его впечатления от малой родины – «Москва как качели». Начав с ощущения Москвы как города обломовых и гостей его – штольцев, поэт провел художественное сравнение окрестностей усадьбы Петровско-Разумовское и усадьбы Покровское-Стрешнево на основе личных переживаний и исторических фактов. Бахыт Кенжеев «домашнее задание» не выполнил, зато поведал, что его сестренку до сих пор дразнят «понаехавшей», и вспомнил смешную байку Гиляровского, который спросил у квасника: «А на полушку у вас кваса нет?» На что квасник ему ответил: «Э, барин, на полушку даже воробей не мочится!» Поэт заметил, что 90% его стихов связано с Москвой, и он любит ее, несмотря на новое молодое поколение любителей айс-капучино, невнимательное отношение к истории и ужасные градостроительные новшества.
А потом начались чтения. В верлибре, посвященном поэту и писателю Дмитрию Данилову, Геннадий Каневский предложил рецепт от тоски, навеваемой соцсетями: для этого нужно выйти в город, увидеть незнакомку в метро, послушать в переходе «маленький хор слепцов» или просто «идти/ по направленью к реке/ не спускаясь вниз/ а прямо/ легко и свободно/ постепенно отрываясь/ от земли». С Китай-города поэт перенес слушателей на Воробьевы горы, звучали университетские воспоминания в стихотворении «Alma». Московскую тему продолжили стихотворения «Охотный ряд», «На Тихорецкую, а далее везде». Последнее построено на реминисценциях из известной песни: «стена кирпичная и гул очередей./ часы вокзальные и карты – вся колода./ и снова тамбур. занавеска на гвозде./ и наши мёртвые на суше и в воде./ и водокачка девятнадцатого года», в другом звучала рефлексия на строки тоже очень московского поэта Мандельштама: «Словно фоточка нерезкая/ на шоссе лежит у края/ гой да жизнь замоскворецкая/ рыба заливная/ пахли мёдом и пачулями/ сны и родинки на коже/ под собой страны не чуяли/ да и нынче тоже».
Легкая, грустная, а иногда едкая ирония, мудрая рефлексия на тему родного города, а также и саморефлексия ощущались в размышлениях Бахыта Кенжеева: «Подглядывай, любитель бытия,/ корреспондент вселенского жнивья,/ так лучший город мира непохабен,/ хоть и причастен мировой тоске./ Здесь solus rex на клетчатой доске,/ здесь непременно умный чичибабин»; «на околице столицы/ где кончается метро/ где студенты бледнолицы/ пьют подземное ситро/ нет скорее даже пиво/ на скамейке серой пьют/ и рассматривают брезгливо/ богоданный неуют –/ машет хвостом тощий бобик/ улыбается дитя/ лилипуты бедный гробик/ поднимают ввысь кряхтя/ кто невесел кто плачевен/ кто-то просто невелик/ их еще вспоёт пелевин/ наш непалец многолик». Впрочем, условие читать именно о городе было не жестким, поэтому поэт выносил размышления на философский, вселенский уровень: «А наша с тобою – умна и долга./ Неделя-другая – растают снега./ Эол, как положено, дуя,/ согреет лужайку, и бережно кот/ в подарок хозяйке в зубах принесет/ пушистую мышь молодую./ И мы улетим – золотою золой/ и снегом льняным над февральской землей,/ где света беда не убавит,/ где теплые звери, вернее, зверьки,/ не ведая веры и смертной тоски,/ неслышно предвечного славят». В финале вечера сытую поэзией публику попотчевали еще небольшой экскурсией и рассказом о Доме Телешова.