Попустительство как благо для поэзии

Марк Шатуновский погружается в студийное прошлое. Фото автора

Последнее в этом году заседание литературной студии журнала «Юность» прошло в духе ретро. Главный редактор, поэт Валерий Дударев, представил гостей – поэтов Кирилла Ковальджи, Марка Шатуновского и Ефима Бершина, вспоминавших о другой студии, которая возникла в стенах «Юности» в 1981 году. Несколько лет спустя, в 1987-м, ее участники вышли к читателям на страницах журнала в легендарной теперь рубрике «Испытательный стенд» – и что это были за поэтические имена! Иван Жданов, Александр Еременко, Алексей Парщиков, Нина Искренко...

Студию, как рассказал ее руководитель Ковальджи, создали по указанию горкома комсомола. При этом никакой казенщины не было в помине – приходил каждый, кто хотел, однако графоманы быстро отсеивались: чувствовали уровень.

– Это был эстетический прорыв – пришли другие поэты, – делился воспоминаниями Кирилл Владимирович. – До «Испытательного стенда» я с большим трудом смог «пробить» в журнале только два стихотворения Жданова. «Да он пары слов связать не может!» – говорили мне. На меня же он произвел особенно глубокое впечатление – Жданов родился с таким поэтическим восприятием мира, и я думал, что он достигнет уровня Мандельштама.

Среди других любимых учеников Ковальджи были Еременко (он тоже был заявлен среди выступавших, и многие пришли именно «на Ерему», но – увы), Нина Искренко…

Однако в самом начале существования студии Ковальджи о публикациях молодых поэтов речи не было – просто собирались один-два раза в месяц, обсуждали стихи друг друга – жестко, не щадя самолюбия. При этом никто не обижался: все понимали, что такая критика искренна и помогает творческому росту.

«Собирались мы по принципу дзэн-буддизма, – продолжал Ковальджи, – достаточно свободно. Этому способствовали не только моя личность, но и явное попустительство, беспринципность, эклектичность, что и стало питательной средой. Мне кажется, что мне удалось их чему-то научить, ничему не уча. Первый же «Испытательный стенд» получил в центральных газетах два резко отрицательных отзыва: дескать, что это за поэзия – «когда умирает птица,/ в ней плачет усталая пуля,/ которая так хотела/ всего лишь летать, как птица…» (Иван Жданов).

А в 1989–1990-х все рухнуло – цензура была отменена, все стало можно, читатель от стихов отхлынул, и поэты вместо читательских лиц увидели затылки. Постепенно студийцы творчески взрослели, и у них возникла идея вместо студии создать клуб «Поэзия». И я сказал: «Теперь, ребята, вы сами…»

Далее слово предоставили бывшим студийцам. Марк Шатуновский читал стихи и говорил о том, что главным объединяющим для тогдашних поэтов было отрицание «организационных форм существования»: «Нам казалось, что достаточно избавиться от этого, и жизнь станет чудесной». Ефим Бершин посетовал, что мы дожили до коммерческого времени, когда все поэты друг друга хвалят: «А Кириллу Владимировичу мы все должны быть обязаны по гроб жизни, потому что он создал особую атмосферу, к нему можно было прийти не только в студию, но и просто так».

Завершали вечер литературовед Лев Аннинский новым эссе о воронежском поэте Валентине Нервине и о литературных поколениях и поэт Анна Гедымин. А подытожил встречу Кирилл Ковальджи, заявив, что никаких молодых писателей не существует, эта категория придумана в советское время. Есть или писатели – или неписатели!