Игорь Дуардович
Елена Фанайлова подложила под стихи Мандельштама рок-баллады Ника Кева.
Фото Полины Дудкиной
В Музее Марины Цветаевой на днях отмечалось 120-летие со дня рождения Осипа Мандельштама. Вечер получился «лоскутным»: каждый, кто выступил, сказал что-то отличное от предыдущего. Лев Рубинштейн, вспоминая свою юношескую ситуацию, отметил важное обстоятельство: «Дело в том, что наше поколение, не говоря уже о тех, кто старше (Айзенберг не даст соврать) воспринимало эти тексты по каким-то слепым экземплярам списков, которые в процессе перепечатывания искажались. Мандельштам доходил до нас фольклорно: пересказы, перепечатки┘» После был поставлен маленький эксперимент: Рубинштейн, специально не приготовившись заранее, прочитал стихотворение «Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма» таким, каким оно запомнилось по одному из списков. И прочитал без запинки, точно.
Ведущей и организатором вечера выступила Татьяна Нешумова. Приглашенные ею современные поэты вспоминали о Мандельштаме почти как об отце. Такое сравнение справедливо, если рассуждать о преемственности в искусстве, о влияниях.
«И ласки требовать от них преступно,/ И расставаться с ними непосильно./ Сегодня – ангел, завтра – червь могильный,/ А послезавтра только очертанье...» – прочитала с особым напряжением, с минорными нотками Мария Степанова. Голос звучал уверенно, как бы стремясь к неизбежному. В противовес таким настроениям слово взял Виктор Коваль. Свое выступление он поделил на четыре части и озаглавил «В личном ракурсе». Читал «Бессонница. Гомер. Тугие паруса...» с артистизмом, что публика покатывалась со смеху, а Нешумова заметила: «Самое трудное – продолжать кому-то после Виктора».
После театрализованного чтения Коваля к коллективному портретированию или, может быть, эквиваленту спиритического сеанса присоединился Дмитрий Веденяпин. Он начал свой рассказ с откровений: «У меня была давняя мечта: иметь у себя предмет, который обладал бы собственной волей – был бы вполне свободным и в то же время моим. Я смутно догадывался, что это должно быть связано с искусством. В 15 лет у меня оказалась перепечатка стихов Мандельштама – по-моему, третья. Я начал читать и был потрясен стихотворениями, где были строчки: «Я на лестнице черной живу, и в висок/ Ударяет мне вырванный с мясом звонок» и «Медлительнее снежный улей, прозрачнее окна хрусталь,/ И бирюзовая вуаль небрежно брошена на стуле». Я был потрясен, потому что понял, что стихотворение именно такая вещь». Речь Веденяпина была богата метафорами, им были подмечены некоторые параллелизмы – перекличка стихотворения Мандельштама «Вооруженный зреньем узких ос┘» со знаменитым «Среди миров» Иннокентия Анненского. Веденяпин повел себя как лектор и преподнес целый набор интересных наблюдений и личных открытий: «Мандельштам показал мне, что стихотворение может быть собором, храмом, домом┘ неким пространством. Если Пушкин сделал самолет, то Мандельштам сконструировал ракету. Не в смысле отмены Пушкина, а в смысле движения внутрь. Мандельштам – это невероятная интенсивность, метафорика, плотность текста. Мандельштам, как актер, на которого интересно смотреть даже тогда, когда он просто вышел на сцену и стоит молча».
Далее Михаил Шейнкер, подробно рассказавший о литературных каламбурах, связанных с Мандельштамом, о Мандельштаме в творчестве Виктора Кривулина, о трех поэтиках и «трех типах Мандельштама» и вырастающих из этого всего типах его читателей: «Читатели и любители Канта, читатели двадцатых годов и те читатели, которым удалось узнать поздние стихи. Но существует еще один, наиболее продуктивный тип – читатели, которые смогли увидеть эволюцию поэта – Кривулин был одним из таких».
Завершала вечер видеочасть: 23-минутный фильм поэтессы Елены Фанайловой. Он был построен как «сношение между текстом и изображением». Стихи Мандельштама прозвучали в нем в сопровождении бурятского горлового пения, музыки Альфреда Шнитке, Сергея Прокофьева, Ника Кейва и других прославленных композиторов.
Это был фильм личного отношения, фильм о паломничестве, о пространстве, переходящем в строфы.
