Ян Шенкман, поэт, литературный критик
1. Несмотря ни на что, впечатления самые положительные. Было много ошибок, много глупостей, но тот «Экслибрис» в отличие от сегодняшнего был энергетическим центром, местом силы, а не просто каталогом рецензий и информации. Это была газета не столько о литературе и книгах, сколько о времени и о людях. Каждый текст обладал стилистической индивидуальностью, в каждом была позиция. Перечитайте статьи Пирогова, Шаргунова и Лесина тех времен. Их могли написать только Пирогов, Лесин и Шаргунов. А большинство статей нынешнего «Экслибриса» в принципе может написать кто угодно. Какого-то особого профессионализма и сейчас нет, и тогда не было. Но был запал, понимание того, что мы делаем нечто важное. А сейчас люди просто отрабатывают номер, иногда лучше, иногда хуже. Не знаю, с чем это связано. Не верю, что, помимо троих-четверых бывших сотрудников «Экслибриса», в Москве больше нет людей, которым интересно писать о литературе. Конечно, есть. Но то ли время ушло, то ли устали все. Теперь это просто работа, как любая другая. Можно писать статьи, а можно работать операционистом в банке, разница небольшая.
2. Отношусь хорошо, но читать не могу. Неинтересно. Не темы, не мысли (с этим как раз все в порядке), а слова, предложения нечитабельны. У авторов нет амбиций сделать что-нибудь эдакое, свое, классное, небывалое. А если автору неинтересно, то мне, читателю, тем более все равно.
3. Ниша есть. Сейчас это обычное книжное обозрение. За неимением других претендентов на эту нишу («Книжное обозрение» можно не брать в расчет) «Экслибрис» остается востребованным. Обслуживать книжный рынок, в сущности, больше некому. А специфики нет. Потому что нет позиции, интереса, радости. Я не знаю, что сделать, чтобы они появились. Если не появляются, наверное, не нужны.
Лев Пирогов, литературный критик
1. Впечатления? Как от молодости – и приятно, и стыдно. Ну или как от 90-х – у тех, кто их застал. Мои 90-е как раз и прошли в «Экслибрисе».
2. Хорошо отношусь. Толерантно. Поменял бы то, что и в себе, кабы у коровы рога были. Литературные газетчики пишут преимущественно для тех, «кто понимает», для такой княгини Марьи Алексевны совокупной. А для «великыя, и белыя, и малыя» пишет мало кто. Читатель откроет газету да и пожмет плечами: «Ишь, говна какая...» (это, извиняюсь, из анекдота про Белинского и извозчика цитата).
3. Ваша «специфика» в том, что у вас всегда много молодых. Как говорилось в фильме про Электроника: «Мальчишки... мальчишки... они обязательно что-нибудь придумают».
Глеб Шульпяков, поэт, прозаик, литературный критик
1. Мы делали газету командой друзей-единомышленников – при том что у каждого из нас были разные эстетические пристрастия. Это делало газету конкурирующей внутри себя, разнообразной – а нас счастливыми, хотя и голодными. К тому же в те годы книги – чуть ли не каждая вторая – были культурными событиями, интеллектуальными прорывами. А работать с такими книгами – то есть работать, познавая, открывая, – это удовольствие в чистом виде. Ну и залог успеха, мне кажется.
2. Сегодняшний «Экслибрис» – это косвенная реакция на нынешний книжный мир. Чувствуется некая веселая растерянность редакции перед тем, что книжный мир окончательно превратился в книжный рынок, а литературная жизнь – в балаган. Я бы больше внимания уделял современной западной литературе, западной литературной жизни. Тому, как там эта жизнь структурирована. Интервью, фрагменты новых книг и т.д. Каких-то смежных жанров добавил – травелогов, например, комиксов.
3. Главное достоинство газеты в том виде, в каком она существует сегодня, – это беспартийность. В наше время бесконечных литературных корпоративов это безусловное достоинство, которое ни в коем случае нельзя утратить.
Александр Самойлов, поэт, литературный критик
1–3. Вот тут у нас поэт помер 1963 г.р. Возвращался с репетиторства и в подъезде упал от сердечного приступа. Мне кажется, что если бы он не по урокам таскался, а нормальную работу имел, то и прожил бы подольше. «Экслибрис» – именно такая работа, на мой взгляд. Работа – редкая, в Челябинске почти невозможная. Этим и ценна. Вишь, до нас вы не доходите (а хотите, кстати? Я б вас пораспространял, проблемы далекие, «экзотические» – почитал тут где-то отчет Линор Горалик (как вижу эту фамилию, так стишок один вспоминаю про «сбылась мечта культурной дуры») об пермских событиях – тоже об экзотике. Поэтому и не знаю, чего посоветовать. Лучше шлите мне номера свои – я их тут интеллигенции дам читать. Вам же читатель нужен, от писателей-то тошнит уже, наверное.
Так как-то.
Сергей Шаргунов, писатель, публицист
1. В «Экслибрисе» я стал печататься в 1999 году – вышли мои рецензии на биографию Франсуа Вийона и прозу Саши Соколова. А в «Независимой» я первый раз опубликовался еще школьником – в 1995 году с миниатюрой про московскую зиму и кликушу-прохожую. С 2002 года я выступал в «Экслибрисе» регулярно, в каждом номере. Писал шапки и рубрику «В упор» (так переименовал для себя традиционное «Исподлобья»), именно тогда возникла полоса «Свежая кровь», которая существовала целых пять лет и давала слово многим новым литераторам разных мнений и эстетик. «Свежая кровь» была той площадкой свободы, где высказывались беспрепятственно обо всем на свете и, надеюсь, ощущали поддержку в своем праве на вольнодумство. Авторы не были стеснены ни в чем. Единственное, что поощрялось, – смелость. Именно на этой полосе начали печататься стихи и проза, случались крохотки-интервью, кипели манифесты и по контрасту с газетой почти не бывало рецензий.
Вообще, я видел задачу в преодолении тесного и узкого литературного измерения. Однако всегда художественными средствами. Недавно с одним известным государственным деятелем мы вспоминали лето 2005 года, когда внезапный резонанс вызвала моя передовица «Левый поворот летней дороги», эссе о путешествиях и книгах. На текст возбужденно откликнулось руководство единороссов, усмотрев в заголовке перемигивание с Ходорковским, а сам заключенный ответил публичным приветливым письмом – что ж, хороший пример того, как в итоге победила литература: эссе, предельно далекое от политики, прочитало в разы больше читателей, чем могло бы.
Работа в «Экслибрисе» – немалый кусок моей жизни. Славная, захламленная комната с боковой каморкой внутри. Диван. Напитки, закуски, Интернет. Дым. Бодрящий и трагический юмор Лесина. Все такие разные – от Пирогова до Шенкмана, включая «изысканного жирафа» Сашу Вознесенского. Добрая и величественная Татьяна Бек. Визитеры – от въедливого, болезненно добросовестного Глоцера до душевного Сибирцева с бутылью горилки. Разложишь на коленях бумажную простыню, занесешь доблестный карандаш – и разишь, черкаешь. Или задумчиво листаешь альбом, выбирая иллюстрацию. До сих пор в комнате лежат три синих тома, которые я принес из дома, из своего детства – репродукции известных картин. А еще воспоминания о работе – это дружба с круглоголовым мужичком-охранником, постоянный забег по ступенькам на третий этаж, на верстку, напоминающий скалолазание (зато на вершине приятно покурить с Леной Варзиной), роковым образом зависающие компьютеры. Вечерами, прежде чем уйти, к нам заглядывала Вика Шохина, фея-заступница.
2. Отношусь положительно. Читаю. Так получилось, что в России большие проблемы с объемной, объективной, открытой литературной газетой. Хочется от такой газеты трех аспектов. Первый. Профессионализма, то есть качества текстов, яркости стиля, тщательности в словах и фактах. Второй. Адекватного отражения литературной ситуации, то есть предельной широты, многоголосицы, реальной дискуссии, и чтобы не было перекосов в сторону двух-трех приятелей. Третий. Актуальности, чтобы были интрига, дразнящая острота, чтобы газета будоражила и увлекала (как минимум книжную среду). Что жду? Жду – творческое. Интересны мемуары и записки людей старшего поколения, очерки из истории литературы, о забытых и полузабытых литераторах. С удовольствием читаю рецензии Евгения Лесина на поэтов. Огорчен диковатыми наездами Михаила Бойко на Захара Прилепина (а ведь я знаю Мишу как академичного глубокого человека, зря он пылит). Уважаю Щербака-Жукова. Что поменять? Может быть, повысить гонорары, тем самым расширив круг авторов?
3. Очевидно, что газету читают. Во-первых, свято место открытого и современного литературного издания почти пусто. Во-вторых, «Независимая газета» – крупное российское издание, локомотив, влекущий за собой цветные вагончики приложений. Существовать в одиночку любому из приложений было бы несравнимо труднее, если вообще возможно. В-третьих, «Экслибрис» всегда был газетой литературной молодежи (при всем возрастном разбросе авторов), и это определяло его тональность и настрой.
Конечно, «Экслибрис» менялся. Десять лет назад был превосходный вестернизированный проект: Березин, Шульпяков и другие. Казалось, каждый материал пишется с пристальным прищуром. Слом прежнего герметичного «Экслибриса» случился в начале нулевых в том номере, где был напечатан эпатажный манифест Дмитрия Ольшанского. Началась махновщина, «Эх! Либрис!», сталкивались воздушные потоки, выли ветры, были дозволены культурные герои любых идеологий. Либеральная общественность бдительно корила и пускай сумятица сказалась, быть может, на уровне и на авторитете, но мне тот короткий период смешения языков бесконечно дорог (тогда же, кстати, гремела телепрограмма «Свобода слова», где выступали левые и правые). Третий период «Экслибриса» сейчас. Кому-то кажется, что настало время усталой всеядности и умственной небрежности, но я вижу другое: вчерашняя свежая кровь становится мейнстримом.
Поэтому я жду от газеты совершенствования и развития вместе с теми молодыми людьми, которые совершенствуются и развиваются. Например, вместе с Алисой Ганиевой, нежно любимой.
Обнимаю, друзья!
Виктория Шохина, литературный критик, литературовед
1. Впечатления остались хорошие. Даже просто замечательные! И самое замечательное – творческая свобода. Пиши о чем хочешь и как хочешь. С чем я боролась в качестве куратора этого приложения «НГ», так это с некоторой расхлябанностью некоторых текстов. Но это, так сказать, оборотная сторона творческой свободы.
2. И к сегодняшнему «Экслибрису» отношусь очень хорошо: покупаю каждый четверг, читаю, обсуждаю с товарищами. Принципиально менять ничего не хочется. А если по частностям, то опять же надо избавляться от некоторой расхлябанности. То есть редактировать тексты так, чтобы они были гармоничны и точны. И еще: мне кажется, что кое-что «Экслибрис» стал пропускать. Например, от такого – интеллектуально-богемного! – издания ждешь обстоятельного разбора книги «Лаура и ее оригинал» Набокова. Или взять, к примеру, Сталина и его 130 лет: я бы опрос поэтов устроила типа: а вы бы стихи в честь/против Сталина тогда бы писали?
3. Ниша есть, никуда не делась. Интеллектуально-богемная, как сказано выше. В хорошем смысле слова. А чтобы сохранить и приумножить все хорошее, изучайте опыт New York Review of Books, лучшего книжного обозрения в мире!